Праздничная гора

Когда о Махди прознали во всем имарате и в новый Куруш полились подарки и подношения из соседней Чечни, совещательный орган Маджлис-уль-Шура забил тревогу. Дом дяди был оцеплен и подорван с четырех концов, хотя Махди и успел улизнуть куда-то на юг со всеми подарками.

Беспорядки продолжались. «Жжем все, что написано слева направо!» – неожиданно сорвалось с плакатов, развешанных в Махачкале.

– Странно, – удивлялись люди, – получается, надо сжечь и сам плакат!

В этом и вправду крылось противоречие. Правительство решило перевести все вилайяты{Основная административно-территориальная единица в некоторых странах Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока.} на арабский алфавит, но сделать это молниеносно было сложно. К тому же и сами муджахиды не знали арабского, как, впрочем, и своих родных языков, и вынуждены были общаться на русском.

Тем не менее запылали не только архивные хранилища, музыкальные фонды, но и библиотеки. Правда, буквально на следующий день указ отменили, сожжения прекратились, а русские переводы Корана пощадили. Решено было действовать постепенно.

Переехав от ошалевших родителей к мужу, Мадина ходила к женам и вдовам муджахидов. Все они радовались неожиданной победе и вслух мечтали о времени, когда неверующие окончательно перевоспитаются или исчезнут и в имарате наступит раздольная и праведная жизнь, как в Саудии.

– Не зря погибали мои мужья! – говорила горбоносая мусульманка, распухая от гордости. – Все они сейчас смотрят на меня из рая и радуются, что я дожила до чистых времен!

– Ты уж молчала бы, Зарият, – поддевала ее другая. – Когда твоего Усмана, да примет Аллах его шахаду, убивали, ты была с ним в доме, но вышла, когда собаки-муртады тебя позвали. Говорят, ты заложила нескольких наших братьев.

– Да что ты говоришь, аузубиллях!{Прибегаю к защите Аллаха (араб.).} И кто меня здесь учит? Сестра, которая по аське делала наставления мужчинам, зная, что это запрещено! Сестра, которая просила не убивать своего брата-куфрохранителя, которая не хотела рвать связь с родителями-джахилями! На тебя бы еще надавили, и ты ушла бы, вернулась бы в свою неверную семью, к своему проклятому брату! Субханаллах, мы открыли тебе глаза и удержали от этого ужасного шага! А Усман меня сам попросил выйти наружу и передать умме его последние слова, рассказать о его стойкости! И потом, когда я принимала поздравления, разве мне не хотелось плакать? Хотелось, а я улыбалась и радовалась, что Усман в раю, и не жалела себя, потому что это эгоизм и глупость.

– Зато тебя родители не избивали за то, что ты носишь хиджаб! Тебе не говорили: «Лучше приходи домой беременная, чем в хиджабе!» А мне говорили!

В этих спорах проводили они вечера, а потом читали хадисы, нянчили детей, и Мадина ощущала, как крепнет в ней вместе с иманом и зачатым уже дитем вера в наступившее счастье.

2

– Скорее, скорее! – разбудила Арипа одна из сестер. – Ты слышал, что делается? Они хотят…

По слухам, люди, ночами поджигавшие театры и рестораны, принялись за музейные хранилища. Арип вскочил и, сетуя на неработающие телефоны, помчался к площади, где еще валялся свергнутый бронзовый Ленин, мимо забитых крест-накрест дверей бутиков, потертых и оборванных объявлений о купле-продаже шлакоблоков, перепрыгивая через зияющие люки и зловонные кучи мусора…

Дома на старческом ложе лежал отец Арипа, отталкивая дрожащими от слабости руками протянутую матерью ложку.

– Он готов умереть от голода, лишь бы не показывать свое бессилие, – все время сокрушалась сестра Арипа.

Эти сражения происходили несколько раз на дню. Необъятная мать приседала у хилого, но как будто затвердевшего от упрямства тела, пыхтя и поругиваясь. Отец брыкался, не желая питаться с ложки, выдергивал ее у матери, но тотчас ронял на пол.

Как же они поженились? Когда никто из родни уже не верил, что их ученый Мурад, уже почти сорокалетний и погрязший в бумажках, термометрах, вычислениях, перестанет наконец лягаться и выберет себе жену. И все же чудо свершилось, и свадьба была сыграна.

Сразу после свадьбы отец с новым рвением принялся за свои энергетические проекты. Он бегал в институт высоких температур и возвращался оттуда взъерошенный, обновленный.

– Представляешь, Хадижа, мы уже построили дом, который круглый год питается природной энергией. А скоро на Каспии и в горах будут созданы фотоэлектрические, термодинамические, солнечно-биогазовые, солнечно-ветряные станции мощностью…

И отец Арипа пускался в красноречивые рассуждения о гелиоприемниках и теплообменниках, автоматической системе управления и баках-аккумуляторах. Жена Хадижа слушала его с благоговением, краснея от напряжения и натирая до блеска почерневшее днище кастрюли.