Праздничный коридор. Книга 2

– Проходите сюда, раз пришли. Я уж грешным делом подумала, что банкиры и думать забыли о своем начальнике. Представляете, даже на сороковой день со дня его смерти, на могилку никто не пришел. Я каждый день здесь бываю, а сегодня с утра на этой скамейке сижу, разговариваю с ним. Хотелось бы услышать от него, чего он добился. Планировал жениться на красавице, стать президентом, а в результате вот этот холмик и крест с фотографией. Глупый мой Эдя, сидел бы ты рядом со своей старой женой, глядишь, и жив бы остался. Кому-то перешел ты дорогу, вот тебя и убили.

– Я слышала, две версии его гибели, – сказала Зося, – по одной – он сам застрелился, а по второй – его из-за неразделенной любви убила его собственная секретарь. Это не так?

– Я уверена, что не так, – жена Авдея была уже пьяна, – эта глупая курица Белла не способна даже муху прогнать со своей «жопы», а вы про убийство говорите. Нет, не она, и я в этом уверена.

– Тогда самоубийство? – спросила Зося.

– Что касается самоубийства, то уходить из жизни по зову сердца и ума сам Эдя никогда бы не решился. Он жизнь любил со всеми ее прелестями и развлечениями. Как он мог добровольно уйти из жизни, когда даже не апробировал свои планы? У него все впереди было. И, я верю, что если бы его не убили, то президентом он бы точно стал. Вот насчет его любви ничего сказать не могу, но она-то уж тут точно не у дел. Эдя веселел, когда у него что-то не получалось и яростно стремился добиться успеха. Жизненные неудачи были его стимулом, заводной пружиной, что ли.

– Но как его могли убить? Ведь убит он прямо за рабочим столом. А в банке функционирует грамотная внутренняя безопасность! – Зося в версию убийства все-таки верила, но осмыслить этот факт мешало само место преступления – кругом камеры и люди.

– Его продуманно убили, – жена Авдея была уверена в своей правоте, – а эту Беллу подсунули милиции для полного отчета о раскрытом преступлении. Кто такой сейчас Эдя? Грязный, богатый банкир… Так, кажется, вас СМИ называют? Нет у нас с ним за спиной коммунистической партии, и некому направить следствие по верному пути. Так за это преступление и ответит несчастная Белла. Ее мама ко мне приходила, плакала и умоляла заступиться за дочь. Но что я сама могу? Ничего. Мои связи и поддержка ушли вместе с развалом коммунистической партии. Даже то имущество, что осталось после смерти Эди, мне не принадлежит, мы с ним в разводе. А он дом новый, настоящий дворец, построил и из его сейфа при понятых изъяли не одну сотню тысяч долларов. А вы говорите – покончил жизнь самоубийством.

– Про самоубийство не я говорю, – не согласилась Зося, – я тоже считаю, что Эдвард Станиславович жизнь любил и не спешил с ней расставаться.

– Да, он жить хотел, и у него все для этого было. Он даже с Сомовым успел договориться, чтобы его оставили на посту начальника филиала, обещал к концу года сам лично внести на счет банка украденные деньги. Я всю правду о нем знаю, я ему даже после развода матерью и другом оставалась. Мы с ним мирно развелись, без скандалов и упреков. Он мне сказал, что для достижения своих жизненных планов ему другая жена нужна – молодая, красивая и такая же амбициозная, как он сам. Только такую спутницу жизни он мог представить своим избирателям. И я его поняла, и простила. После развода он часто навещал меня и все жаловался, что с дамой сердца у него пока ничего не получается, но я знала, что он своего все равно добьется, и эта неприступная крепость когда-нибудь обязательно падет к его ногам. Такой он был, мой Эдя. Ну, что девки, помянем моего красавчика?

Но Зося и Оксана пить водку отказались, положили цветы на могилку, попрощались с бывшей женой Эдварда Станиславовича и ушли.

Зося не захотела на кладбище ехать с Левоном и ее, наверное, сейчас разыскивает отец. Она свой мобильный телефон оставила в машине и, конечно, все пропущенные звонки были от ее отца, Дарьи Никаноровны и Левона. Зося позвонила поочередно каждому из них, терпеливо выслушала упреки и пообещала, что совсем скоро будет дома.

Но она еще не успела поговорить с Оксаной, а это сделать было крайне необходимо:

– Оксана, может, заедем в кафе? Поговорить с тобой хочу. Давно не виделись.

– Я тоже нуждаюсь в общении с тобой. Если быть абсолютно честной, то я скучала по твоему обществу. Но в твое кафе я не хочу. Там Людмила ввела жесткий фейс-контроль. А мне это неприятно. Я понимаю, когда в ресторане или на корпоративе тебя подвергают тщательному осмотру, но с кафе вы, видимо, переборщили. Как я полагаю, Людмила сама толком не понимает, что означает это модненькое слово «фейс-контроль», но накрепко вбила себе в голову, что если в кафе все свое свободное время проводит помощник мэра, то другие смертные туда попасть могут только при условии облачения в вечерние костюмы. Мне кажется, что твоя Людмила сама глаз положила на этого горисполкомовского чиновника. Ты бы только видела, как она сама его обслуживает.