Праздник побежденных: Роман. Рассказы

Тишина. Поляна пуста, лишь окурок лениво дымит в траве, да солнечные пятна неподвижны на памятниках, и я поймал себя на том, что потираю затылок и ощущаю на себе взгляд. Тайком из-под руки я стал осматриваться. Жестяной венок на кресте — не то. Ангелок на фоне небес — не то. Кусты, кусты, памятники в них, обвитые плющом. И вдруг в глубине, в зелени ветвей увидел белое лицо. Я не вскрикнул, а оцепенело ждал, сам не зная чего, в груди разливалось наркотическое тепло, и я был в высшем, отрешенном, в каком-то потустороннем наслаждении покоя, которое не испытывал доныне. Затем в носках по колкой траве подкрался к ржавой оградке. С обелиска, с пожелтевшей фотографии глядела женщина. Я никогда не видел столь совершенной красоты и разглядывал ее лицо, боясь пропустить малейший штрих. Волосы пепельной массой облепили голову, впадинки на щеках, долгий взгляд светлых глаз виноват и устремлен поверх моей головы, а губы влажные и чуть порочные растягивались в иронической улыбке. Я долго не решался спугнуть грустную тишину, что лежала между нами, но нечто жгучее и прекрасное, не испытанное прежде, вливалось в мою грудь. Я боялся этого нечто и в то же время страстно желал, и оно наконец прозвучало робким вопросом: «Кто ты?» — «Ада Юрьевна Мурашева, — считал с эпитафии, — утопленница». — «А зачем я в этом городе?» — Ада Юрьевна молчала. Я же заговорил, боясь остановиться, и нес околесицу и чепуху, но мне казалось это важным, и я бормотал: «Ада Юрьевна, я приехал, чтоб убить… но затем хотел спасти. Я поклялся похоронить в сухую землю, но что клятва? Звук! Видите тучу?» Я говорил и говорил и не думал, что она утопленница, а верил, что она слышит, но сознательно молчит, и мне было радостно, что слушает меня столь красивая женщина и впервые в жизни я не боюсь ее.

Но что-то произошло на ее лице, то ли губа поднялась, то ли впадинка к скуле переползла, то ли дрогнула бровь. Я рванулся к ней, но стальные пики накололи грудь. «Беги — здесь нечисто». Но, окутанный прелью венков, я смотрел в ее глаза, пытаясь перехватить ее взгляд, а он уходил сквозь меня, сквозь мои зрачки, сквозь тучу и скрещивался на чем-то важном, тайном, видимом лишь ей одной.

Я почему-то вспомнил о той феерической нити, что водила по стране, и прошептал: «Ада Юрьевна, я пришел к вам, поймите, все не просто так». «Все ж», — что-то прошуршало по кустам, скрипнул ржавый вертлюг, несколько капель, будто виноградины, разбились о могильную плиту.