В оставшееся время до приезда домой мы с подругой уточнили планы на завтрашний день. Наталья заканчивает в половине четвертого, купит дружеский набор для передачи Людмиле, а если повезет, застанет ее лечащего врача и как-нибудь к ней прорвется. Если не застанет, тоже как-нибудь прорвется. Вопросы мы обсудили заранее и пришли к выводу, что Милкино здоровье от них только улучшится. Главное – ничего не говорить про Григория… Затем подруге надлежало подхватить меня на выходе у метро. Мы планировали заскочить к Маринке. Встречу с ней оговорим сегодня же. От Маринки летим за Фимкой и попутно навещаем Совкиных – мать и сестру Григория. У них уточняем место его госпитализации, и в субботу… Ах ты, боже мой, как же не кстати Димка в субботу возвращается. Какое счастье! Неделю не виделись. Похудел, наверное. Голодный. Но уж до воскресенья-то как-нибудь дотянул бы с возвращением?
– Привет! – весело поздоровалась я с кошачьей оравой, высыпавшей мне навстречу. Привычно пересчитала их по головам и вздохнула: – Нет, Фимку здесь с распростертыми объятиями не примут.
– Мамуль! – раздался из большой комнаты голос дочери. – Я сейчас выползу. Как похороны?
Интересный вопрос! Сказать «замечательно» как-то неловко, «ничего хорошего», более правильно – чего ж в них хорошего, но не совсем верно. – Так себе… Похоронили все-таки… – Я перевела разговор на другую тему: – Анастас… сия Ивановна не заходила?
– Попутного ветра не было!
– То есть?
– Говорю, попутного ветра не было, вот ее к нам и не занесло.
Дочь появилась из комнаты, и я невольно уселась на край только что пристроенной на плечики шубы. Не выдержав натиска, шуба слетела и накрыла меня с головой.
– Это называется, глаза б мои на тебя не смотрели, – пробурчала я, выпутываясь из меха, все еще напоминающего о брызгах шампанского. – Так понимаю, перезанималась?
В дверном проеме дочь демонстрировала донельзя ей великий костюм Санта-Клауса. Красные штаны складками ниспадали вниз к белым пуховым носкам. Лишку там было с метр, не меньше. Закатанные рукава образовывали чудовищные по толщине манжеты. А сама куртка была обернута вокруг туловища раза два и схвачена черным поясом. Довершали одеяние колпак с помпоном и борода.
– Ну как?
Вопрос требовал одобрения, и я честно ответила:
– Лучше, чем похороны.
– Класс!!! Мы хотели купить костюм Деда Мороза – сама понимаешь, он нам ближе к телу, роднее. Но страшно дорогой. А этот – почти задаром. Представляешь, нарядим папика на Новый год Снегурочкой, а я буду Сантой! Ладно, идем ужинать, я тебя ждала…
– Я сначала в душ. Никто не звонил?
– Звонили. Папика домогались. А мы с тобой никому не нужны. И не волнуйся, не буду тебя ни о чем расспрашивать. Чем скорее мы забудем всю эту историю, тем лучше.
Марину я застала дома после десяти. Девица со всей очевидностью плакала. О причине говорить отказалась. Решив ее не раздражать, я бодро поинтересовалась сохранностью своего свитера и возможностью завтра его забрать.
– Завтра я не могу, – поторопилась заявить Маринка. – Может быть, на следующей неделе…
– Можно, – согласилась я. – Тогда на том же месте, у крематория. Передай мою вещь человеку, которому доверяешь. Надеюсь, время мне и Наталье Николаевне сообщат дополнительно. Вот там и поговорим по душам – мысленно.
– Я постараюсь быть дома… Я думаю, завтра буду дома около семи. Если случайно задержусь, обязательно вам позвоню. А ваш свитер сейчас отполоскаю.
– Если тебя не затруднит. Завтра к семи мы обязательно подъедем. – Я хотела спросить, какие пирожные она любит, но помешал Гошик. Любопытный кошарик упорно старался взгромоздиться мне на плечо, и ему это удалось. Затем он изобразил из себя воротник вокруг моей шеи и окончательно сорвал дальнейшие переговоры. Я не очень огорчилась. Основная договоренность уже была достигнута. Надо решить, как лучше вести разговор. И я задумалась.
– Скорее бы папик приехал, – услышала я тяжкий вздох дочери. – С ним хоть есть о чем поболтать – о тех же результатах вскрытия больного уголовника.
Я стряхнула с себя оцепенение:
– Какого уголовника?
– Мам, ну ты хоть бы не притворялась, что слушаешь. Пять минут я толкую тебе про разборки в папиковой больнице по поводу больного уголовника, поступившего сначала в бокс до постановки диагноза, потом к папику в отделение. Все это время ты добросовестно таращишь на меня свои серо-зеленые очи и мимикой подтверждаешь полное понимание услышанного. Я задаю тебе прямой вопрос, справедливо ли, что больного, хоть и уголовника, с заведомо неправильным диагнозом, воспользовавшись отсутствием Ефимова Дмитрия Николаевича, сбагрили в хирургию? Сам уголовник в знак протеста помер. Еще по дороге – в лифте, на каталке. И теперь соратники этого уголовника собираются свести счеты с нашим папиком, который и понятия не имеет, что оборвал молодую жизнь семидесятипятилетнего вора. Говорят, у него были огромные нереализованные планы и вся семья – долгожители. А ты в ответ радостно улыбаешься и, как китайский болванчик, все время киваешь головой. Не хочешь слушать, так и скажи.