-- Готов спорить с тобой на любые деньги, Папа, что ты никогда не догадаешься в какую дыру мы попали... Это наше "Сидалище". Или это тоже мир Кадолы, который он сочинил? Если "Сидалище" со всему тутошним напитками тоже провалилось в писательское воображение, то я, сказать честно, не очень-то огорчусь, -- Павел медленно прошёл внутрь и зашагал, оглядываясь, через зал ресторанчика. Рудик заторопился следом. Когда они приблизились к стойке, толстощёкий Матрас поднял на них ленивые глаза. Он сидел за прилавком и, бросив ногу на ногу, читал книжечку в мягкой обложке.
-- Матрас, привет.
-- Кого я вижу! -- хмыкнул бармен. -- Где это вы с утра отсутствуете?
Павел и Рудик неуверенно переглянулись. "Сидалище" было привычно полупустым и тихим. За окном шумел знакомый дождь, мутно виднелись вывески, освещенные витрины. На улице купалась в воде вечная ночь.
Они находились в своем настоящем "Сидалище", в собственном городе. Сомнений быть не могло.
-- Вывела, стало быть, кривая, -- пробормотал Павел, а Рудик перекрестился.
-- А вы откуда, мужики? Что с вами? -- не понимал удивлённых взоров Матрас. -- Вы словно в первый раз тут... И как это вы такие сухие под таким ливнем? И без зонтиков.
-- Уметь надо, -- хмыкнул Павел. -- Налей-ка нам для бодрости.
Рудик обернулся на дверь, откуда они только что вышли.
-- А что у тебя за той дверью, Матрас?
-- Ничего. Пыль. Паутина. Я хотел там склад оборудовать, но очень ненадежное место. Постоянно что-то рушится, осыпается. Дверь там еще одна есть, но она никогда не открывалась. Завалена с обратной стороны... А что это вы вдруг заинтересовались? -- Матрас наполнил две большие рюмки.
-- Да мы, понимаешь, в клуб юных археологов записались. Слышали, что здесь с древних времён подземные ходы остались...
-- Вы что, спятили? Какие ходы? -- Матрас надул пухлые губы.
-- Тогда извини, Матрасик, -- улыбнулся Павел и направился к любимому столику.
Он сел на стул и вытянул ноги.
-- А что ты там листал? -- спросил он через весь зал.
-- Да вот Кадола дал мне новую свою книжечку. "Долина Прощания" называется.
-- Это про рутов? -- быстро спросил Рудик. Он направлялся к столику и остановился на половине пути.
-- Да, про них, про маленьких человечков. Вы тоже читали?
-- Ага, -- протянул Павел, -- только не до конца. Чем там всё завершилось?
-- Погибают все руты, то есть уходят. Кто в облако превращается, кто в насекомых. Никого не осталось, -- виновато улыбнулся Матрас. -- Я второй раз перечитываю.
Рудик сел напротив Павла и поднёс рюмку к губам.
-- А Кадола не придёт сегодня? -- поинтересовался Матрас. -- Я поблагодарить его хотел. Не появится, что ли?
-- Нет... Теперь я уверен, что не придёт -- негромко сказал Павел и прислонился лбом к стеклу витрины. По стеклу сильно бежала дождевая вода, и на лице Павел шевелились тени капель и букв. Буквы были большие и мокрые. Павел отодвинулся от окна и прочитал:
-- Е-щи-ла-дис.
А пробегавший в длинном прозрачном плаще дудон с большой палкой в руке остановился перед витриной и прочитал с улицы:
-- Сидалище...
Его голое под целлофановым покрывалом тело изогнулось и подняло палку.
-- Сидалище. Жопа то есть, -- гоготнул дудон, -- а мы по жопе-то дубинкой вмажем!
И он размашисто стукнул палкой в плачущее стекло. Витрина лопнула, зазвенела и поперхнулась хлынувшей внутрь водой. Теперь вода была повсюду. Она пузырилась под ногами и хлестала по лицу. Она плескалась и барабанила. Тихое уютное "Сидалище" захлебывалось и шло ко дну посреди бушующего океана. Качались на волнах чашки и тарелки, плавали салфетки и зубочистки. А вода прибывала. И не было от неё спасения.