Секта… Детище Шахмина, похоже, упорно считали сектой все окружающие.
Мой передатчик заработал. Я услышала два голоса. Один принадлежал означенному Димке, второй был мне знаком, но я не могла понять, откуда я его знаю.
Это не был голос Шахмина. В этом я могла бы поклясться на Библии.
— Она вышла на Дашу… — говорил Димка.
После некоторого молчания голос спросил:
— Значит, она продолжает поиски?
Димка промолчал. Голос продолжал:
— Хорошо. Ты уверен, что Морозова ничего не знает?
— Уверен.
— Попробуем что-нибудь придумать.
В наушниках наступило молчание. Хлопнула дверь — это ушел Димка. Я услышала шаги. Эти шаги я тоже где-то слышала.
Потом дверь хлопнула второй раз. Неведомый мне обладатель знакомого голоса вышел из своего логова. Жаль, что мой «жучок» не может определить местонахождение объекта.
Очень жаль.
Я пыталась сосредоточиться на голосе, но тщетно. Мне мешала его тембральная окраска. Голос казался замороженным. Без интонаций и обертонов. Холодный и властвующий. И все-таки я могла поклясться, что встречалась с его обладателем. Просто отчего-то не могу никак вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах это происходило.
Глава 8
Узнать, что же из себя представляет Виталий Викторович Шахмин, можно было в нескольких местах. Виталий Шахмин занимался борьбой, основные элементы которой есть в карате. Значит, кто-то из наших должен его знать. Да, но вот кто? Я с ним встречаюсь первый раз в своей длиннющей жизни. Обзванивать всех — дело довольно хлопотное, требующее не одного дня. Но попробовать было нужно. И начать я решила с Сашки Самохина.
Самохин был звездой местного масштаба. Его приглашали в Москву, но, верный Тарасову, Сашка туда не поехал, аргументировав это тем, что не выживет без прекрасных тарасовчанок. Посему он торчал в Тарасове, лишь изредка покидая его для выезда на соревнования и съемки. Основное же время Самохин посвящал тренировке новой смены, то бишь учил красиво и с толком размахивать ногами малявок.
Там-то я его и накрыла с поличным. Он стоял, довольный и счастливый, в окружении шестилеток, смотрящих на него с восторгом и обожанием. Самохин отвечал им таким же влюбленным взглядом, и сразу было понятно, что человек на своем месте, — весел, доволен и счастлив.
Увидев меня, он обрадовался:
— Танюшка?! Какими ж ты судьбами залетела, птичка колибри?
Мне стало неудобно. Все-таки свинья я порядочная — совсем не захожу к симпатичным людям без дела. А Самохин уже взахлеб рассказывал своим малолеткам, какого гения карате удосужились они увидеть. Детишки ему верили, а я краснела.
— Саш, — прервала я гимны в мою честь, — я к тебе по делу. Поговорить можешь?
Он кивнул, попросил ребятню передохнуть, и мы оказались в его комнате. Оказывается, Самохин всех нас любил и помнил. По стенам висели наши фотографии. Мельников, юный и прелестный… Я. Господи, неужели вот эта маленькая девочка в кимоно — я? Однако я была хорошенькая…
Самохин улыбался. Он заметил мой интерес к фотографиям.
— Так что за дело?
— Саш, ты никогда не встречал человека по имени Виталий Шахмин?
Улыбка моментально покинула Сашкино лицо. Он нахмурился.
— Таня, — сказал он, — если ты сейчас находишься рядом с этим человеком, уйди в сторону. Ты мне обещаешь?
Сашка смотрел на меня так озабоченно, как если бы перед ним была пятнадцатилетняя колготная и непоседливая особа Танечка Иванова, опять попавшая в переплет. В переплет-то я, конечно, попадаю регулярно — наверное, так устроен мой организм. Не получить дозу адреналина для него — невыносимо, как для наркомана не получить порцию марихуаны. Но лет мне было уж не пятнадцать и даже не осьмнадцать. Так что посмотрела я на Самохина, головою покачала и ответила:
— Вот этого, Санечка, я тебе обещать никак не могу. Как обстоятельства сложатся. Ежели господин Шахмин приложил руку к одному дельцу грязному, так придется мне, Сашечка, ой придется к нему поближе подойти.
— Он страшный человек. Он очень страшный человек, Танька, — Самохин вздохнул, — по крайней мере, пообещай, что никогда не пойдешь на контакт с ним одна.
— А с кем я должна туда идти? — поинтересовалась я.
— Со мной, — ответил он. — Победить его смогу только я.
Мне стало обидно. Все-таки мужчины подлые. И самоуверенные. Я тоже ведь не лыком шита. Сам же Самохин говорил, что мой удар правой ногой — лучше, чем у него. А теперь выясняется, что меня все еще держат за несмышленыша.
— Чего ж в нем такого страшного? — поинтересовалась я, проглотив обиду.
— Все, — пожал он плечами. — Как в любом существе, собирающемся покорить народы и немного сумасшедшем. Народы покорить не получилось — начинает мстить. Борец он классный — этого у него, паразита, не отнимешь. Знает не только карате, но и русскую борьбу. Отличный рапирист. Хороший стрелок. Но полное ничтожество. Внутри-то — пусто. И, по-моему, у него с головой не все в порядке. Он же в психушке даже лежал. Такой вот мальчуган…
— А между прочим, этот мальчуган секцию организовал, — наябедничала я, — в школе. Подростков обучает. И приемчики там такие, Самохин, что страшно делается.