Еще не рассвело, как потащился к цыганскому поселению, нашел дом, перелез через забор. Ночное пение сначала перебилось далеким лаем, а затем исчезло. Стало так глухо, что показалось, будто заложило уши. В доме тоже ни звука. Похоже, что умер не только хозяин, но и соседи, они все задохнулись и затихли. Вас всех сварило ночное солнце? Да. Справа стойло, белая лошадь с неподвижными глазами. Совсем не удивилась, что я пришел; скорее всего, ее уже предупредили: мол, придет человек, отвяжет, отведет и оставит.
Да, я повел эту лошадь. По мерцающим изношенным местам, сквозь закопченную мглу. Там все выжжено: если об этом думать и представлять, придется плакать, а зачем попусту расстраиваться. Кто-то мертв, кто-то жив. Пока иду, делаю важное дело. У меня есть цель, оправдание, намерение. Идти полчаса, и странно, что никто не встретился.
Третья ночь.
Он снова появился, поблагодарил. Я уже напрягся, думал, что снова попросит о чем-то. Типа залезь теперь на самый высокий дом и крикни. Но нет. Он сказал, что всё, больше не о чем просить. А зачем тогда появился? Отблагодарить. Да не надо меня благодарить. Надо-надо. Ты думаешь, это заводская общага? Это разбитая квартира? За дверью длинный затопленный дождем коридор? Нет, это огромный дворец, здесь сорок комнат, пошли. Сразу за дверью, смотри, сразу провалишься туда, давай, уже нечего бояться. Там всё расскажут. Встретишь, они объяснят. Большой красивый дворец. Просто посмотри за дверь, тебя ждут.
Когда идешь по болоту, щупаешь стопой опору, чтобы не оступиться: на вид может быть вполне крепкий холмик, а он водянистый, станешь на него и пропадешь. Здесь так же. Не понял, откуда берется свет, как получается, что источника нет – ни луны за окном, ни лампы на потолке, а все подсвечивается. Так всегда бывает во сне: неясно, как появляется яркость, но она есть. Как предзакатное умирающее солнце, только не вклеенное в небо, а тлеющее внутри. И теней тоже нет, никаких тусклых отражений на стенках. Сколько комнат? Сорок, как он сказал, или больше? Похоже на лабиринт. А нет, это совсем не лабиринт: стены чуть прозрачны, и кажется, сквозь них можно проскользнуть, и комнаты идут чередой, не путаются.
Вряд ли уместно сказать, что пение началось. Оно будто бы было всегда, только не обращал внимания, а сейчас прислушался. В самóм воздухе, как звенящая пыльца, – кружится и создает музыку. Вспомнил, как мама один раз расставила на столе хрустальные бокалы, налила в них немного воды, поводила пальцами по их краям, и они запели. И, видимо, с тех пор это звучание осталось, просто слегка стихло. Где бы я ни находился, оно все время подпевало происходящему вокруг. Возможно, если пройду через несколько стен, увижу тот самый стол с бокалами.
Видимость пошатнулась, как будто тронулся поезд, комнаты неспешно поплыли вперед, и я в них. Все под то же звучание. Мы на опрокинутом колесе обозрения, в кабинках, разглядываем наши места. Мы – это мы. Здесь все. Движемся и поем. Помните ведь? «А вокруг них мягкая мокрая земля, болотистая, звучащая. Раньше казалось, что по ночам из окрестной темноты доносится пение, кто-то поет песню, и не в одном месте, а со всех сторон». Это мы и поем.
Праздники
Первый кадр фильма. Та осенняя ночь. Пусть камера поползает по мне, как насекомое, покажет руки, волосы. Чтобы зритель смог подглядеть за тем, как жду. Подглядеть за ожиданием чего-то неважного, но навязчивого.
Что происходило? Ничего особенного. Я не спал, лежал на диване с включенным светом, смотрел на часы на стене. Желтые пластмассовые часы с ползающими стрелками. Ждал, когда стрелки нарисуют пять утра и мне исполнится семнадцать.
Оставалось еще полчаса, я вспоминал эту же ночь год назад, два, три… Пытался погрузиться в старые ощущения. Почти никогда не спал перед днем рождения, ждал наступления магического времени – пяти утра. Казалось, что жизнь вокруг должна как-то отметить мое появление. Может, кто-то прокричит на улице, подует ветер, у соседей грохнет на пол торшер. Как бой курантов на Новый год, только необычнее.
И да, год назад в этот момент раздался женский вопль за окном. Высунулся, посмотрел – никого, тихо поблагодарил за поздравления.
Год назад я осознавал себя точно так же, и два года. Ничего не поменялось в восприятии себя и мира вокруг. И если отмотать совсем назад, останется то же самое.
Начал вглядываться вперед, в будущие ночи. Через год я буду таким же: сменятся обстоятельства, но не я. И через два. Появятся иные отблески жизненности, но это не очень важно. А когда наступит лет тридцать восемь, все покроется туманом. Но он не помешает мыслить как сейчас.
Так и думал, пока ждал. Пять утра. Ночь как была застывшей, так и осталась. Никто не поздравил.