– На орбите Луны никогда не было космической станции! – резко возразил товарищ Козырин. – товарищ Челомей её никогда не создавал. Директор НИИ разозлился и на Подгорного и на выскочку Брежнева. Сидели бы в своей Москве и перекладывали бы свои бумажки.
Когда мы приехали в НИИ, то я сразу заметила высокомерную физиономию директора НИИ.Мне вообще-то было по фигу, кем себя возомнил директор НИИ, нужно просто узнать информацию от первоисточника. Я в упор не помнила, в каком году появились нормальные телевизоры, но зато знала, что мы задружили с французской системой secam, вот теперь оставалось узнать состояние этой дружбы и наличие цветных телевизоров.
Увы и ах, разработки по цвету затухли. НИИ собирало все силы на участие в Лунной программе. Разработки по изменению качества экрана тоже не велись. Может быть, младшие научные сотрудники что-то и разрабатывали после работы, когда идти в опостылевшую общагу не хотелось мокрыми сырыми вечерами, но официального результата не было.
Я немного постебалась по поводу Лунной программы, мне было интересно, как далеко продвинулись научные гении. После отставки Хрущева и смерти Королева Политбюро под нажимом военных обрезало финансирование Челомею. Проблема была в том, что космические программы были коньком Брежнева, то есть он им покровительствовал. Что я помнила из истории, так то, что ракетоноситель «Протон» был от Челомея. В общем, чтобы не спалиться в обозримом будущем, мне придется поработать с информацией о космической группе и навестить известных товарищей.
– Хорошо! – Согласилась я с директором НИИ. – Мирная часть телевидения в домах наших граждан вам сейчас не интересна. Скажите пожалуйста, как вы относитесь к эффекту люминесценции.
– Ну, товарищ Вавилов лет шестнадцать назад предложил выпускать такие лампы. Они есть вроде в продаже. К нам они ни как не относятся! – Раздраженно ответил директор НИИ.
– Насколько я помню, природным фотолюминофором является шпинель-минерал из смешения оксида магния и алюминия. – С невинным видом я закинула удочку. Если поработать с химиками, то можно создать искусственные соединения – фотолюминофоры.
– Я не химик, а физик! – немного оскорбленно выразился директор НИИ.
– Хорошо, я вас понял! – Оборвала я начинающего закипать товарища директора НИИ. – Про Лунную программу я вас спрошу позже в Москве, а сейчас нам пора. Большое спасибо за познавательную экскурсию.
В общем, с информацией по новым технологиям меня, аж целого генсека, вероломно прокатили. Ну вот я – не я буду, если не запинаю валенками обидчика-сделала я заметку себе на будущее.
Ладно, хрен с ним, с НИИ телевидения, красная шапочка, или как говорили в рекламе порошка «Тайд» – «а теперь мы идем к вам».
Вернее, мы пойдем на Тореза в новую клиническую больницу Академии Наук. Вернее, как новая, – Академия выбила себе нехилый участочек с куском лесопосадок и зданьецем в стиле сталинского ампира. Сталинки я видела на Московском проспекте-жилые, кроме высоты потолков ни чем они меня внутри не поразили. Офисные же сталинки были в Москве достаточно помпезными. Осталось узнать, как преобразовали внутри здание академики.
Пельнеш, администратор от Академии наук, не был фанатом нынешнего секретаря Партии, он вообще после двадцатого съезда Партии стал цинично относиться ко всему. Причиной этой была небольшая вещь – он хотел на Запад. Сам он, конечно, ни в какое посольство не ходил, чтобы не светиться, но через знакомых узнал об имущественном цензе с обеих сторон границы, и это ему не понравилось. Тогда, после двадцатого съезда партии он стал копить деньги. Бежать как нелегал, он не хотел. Он хотел перейти границу как белый человек, официально, с новым паспортом. Жаль, двойного гражданства не было. Хрущев не додумался. Понимал ли он тот факт, что товарищи из компетентных органов брали на заметку не только товарищей ученых с кучей секретных подписок, но и офисный планктон, или не понимал, фиг поймешь. Но факт оставался фактом, он хотел на Запад.
Нынешний визит в Ленинград в составе правительственной делегации был для него рутиной административной работы-нужно было вести себя в рамках. Будет ли он потом писать мемуары о встрече с Брежневым и продаст их задорого, или не будет, не суть важно было сейчас. Сейчас было важно пересилить себя и соблюсти протокол.
Итак, мы прибыли на Тореза, которая ограничивала парк «Сосновку». Зеленая зона была знатной, так и хотелось зарыться в глубину и поваляться на травке. Июнь в Ленинграде был прохладным, высокие температуры приходили в середине июля. Здания больницы и поликлиники были донельзя помпезными и находились в глубине участка. В моей реальности Больнично-поликлиничный комплекс РАН был выведен ближе к дороге и был кирпичным. Тут же поликлиника была отделена от больницы.