Пражское кладбище

Ничто не могло удачней воспламенить души двадцати молокососов. Они действительно сошлись утром на заднем дворе обжорки и обнаружили в старых бочках обещанную амуницию. Пока они оглядывались, ища телеги со старым хламом и даже не думая заряжать ружья, во дворик влетело не менее пятидесяти жандармов с палашами наголо. Бессильные оказать самомалейшее сопротивление, юнцы немедленно сдались, у них отобрали оружие, их выгнали на улицу и развернули лицом к стене по обе стороны въездных ворот. «Руки вверх, всем молчать!» – гаркнул одетый в штатское платье самый нахмуренный из арестовывавших.

Заговорщики стояли как попало. Тем не менее жандармы пихнули Симоне на место на самом краю шеренги, на углу переулка. Дождавшись мгновения, когда они замешкались, поскольку их подозвал начальник, Симоне шепнул что-то ближнему товарищу. Снова взгляд на охранников – они далеко, – и Симоне с приятелем прыжком бросаются за угол и припускаются бежать во весь дух. – Побег! К оружию! – раздается у них за спиной. Слышен топот жандармов и крик: преследователи грохочут по той же улице. Симоне слышит, как прогремело два выстрела. Один из них ранил его друга. Симоне не задавался вопросом, смертельная ли рана или нет. Он уповал на то, что второй выстрел будет пущен, как они договаривались, в воздух.

И точно: вот Симоне повернул в другую улицу, потом еще в одну. Крики преследователей слышались все глуше. Соответственно приказу, те бежали по неправильному следу. Позади осталась Замковая площадь. Вот Симоне уже и дома. Снова добропорядочный гражданин. В глазах товарищей, которых тем временем уводили, он храбрый беглец. Поскольку арестовывали всех скопом и сразу же швыряли лицом к стене, никто из полицейских не успел запомнить его лицо. Так что не было даже нужды покидать Турин. Можно было спокойно возвращаться к работе, тем более что семьям схваченных друзей требовались помощь и утешение.

Осталось только покончить с нотариусом Ребауденго. Все было выполнено по плану. У старика потом в заключении случился разрыв сердца, приблизительно через год. Симонини не думал, что несет за это ответ. Они поквитались. Нотариус научил его ремеслу, а он послужил у нотариуса в рабстве. Нотариус разорил его деда, а он разорил нотариуса.

Вот на какой предмет аббат Далла Пиккола просветил Симонини. А что после подобных разоблачений он тоже прилично утомился, доказывалось тем, что на середине фразы повествование обрывалось, как будто пишущего в самом неожиданном месте сковало обморочным сном.

6 На службе у служб

28 марта 1897 г.

Достопочтенный аббат, забавно наблюдать, как то, что замышлялось дневником, предназначенным только автору, перерождается в переписку. Но да, вот я пишу вам письмо, уверенный, что вы его прочтете. Вы слишком много знаете. Вы слишком много знаете обо мне. Вы неприятный свидетель. Нелицеприятный. Да, признаю, с мальчишками, рвавшимися в карбонарии, и с Ребауденго я сыграл не по тем правилам, которые вам предписывается проповедовать. Но не забудем, что Ребауденго – прощелыга. Перебирая в памяти все, что я делал с тех пор, я нахожу, что обжуливал только жуликов. Что до юнцов… горлопаны, горячие головы. От горлопанов страдает человечество, это они, это их туманные идеалы причина всех войн и революций. Поскольку я уже понимаю, что в этом мире количество крикунов не удастся сократить, так обратим же их крамолу себе на пользу. Вернемся, ежели позволите, к моим заметкам. Я подтверждаю, что стал хозяином Ребауденговой конторы. А что я выпекал фальшивые нотариальные акты, мне кажется совершенно логичным: ведь я продолжаю выпекать их и сейчас, живя в Париже.

Да, вы мне помогли припомнить кавалера Бьянко. Однажды он сказал: – Послушайте, адвокат. Иезуиты запрещены в пределах Сардинии и Пьемонта, однако установлено, что они продолжают тут действовать, переодетые, и ведут пропаганду. Как во всех землях, откуда их выслали. Мне показали комичную картинку в иностранной газете. Иезуиты лезут в свою страну, туда их не пускают, притворная борьба: на деле же они хотят лишь только отвлечь внимание от своих собратьев, перелицевавшихся и переодетых, которых полным-полно остается в той стране. Так вот, нас интересует знать, в кого они переодеты, как перелицованы. Мы знаем, что со времени Римской республики иезуиты были приняты под крышей дома вашего достопочтенного дедушки. Есть основания думать, что вы поддерживаете связи с некоторыми. Прощупайте их настроения. Нам кажется, что орден во Франции опять набирает силу. А что имеет место во Франции – это почти уже произошло и тут в Турине.