Как бы вам рассказать, чтобы вы представили этот небольшой безмерно уютный ресторанчик с темными дубовыми панелями, с накрахмаленными куполами салфеток на белых с желтым, цвета топленой карамели скатертях, с призывными огнями свечей, пробивающихся из маленьких фонариков, подвешенных на цепочках, и отражающихся в больших и малых фужерах, с отблеском благородного серебра приборов, с аквариумом посредине с большой экзотической рыбиной, скучающей без посетителей, и огромной клеткой с попугаем, терпеливо ожидающим наступления вечера и появления клиентов. В ресторане не было ни-ко-го! И меня потянуло в этот уют, в это карамельное тепло, я вошел и тут же понял, что не ошибся!
Бармен или официант, кто их разберет, встретил меня так, будто только меня он и ожидал весь этот долгий осенний день и именно для меня он накрыл все эти столы, не зная, с каким настроением я войду и где мне захочется сесть, чтобы стряхнуть с себя дневные заботы и расстегнуть усталую душу. Я выбрал столик у окна, мне поставили такой же фонарик с зажженной свечой, подали меню и разрешили сфотографировать все это великолепие — не жалко, снимайте и рассказывайте всем, как хорошо, как замечательно в «Золотой груше»!
Воспитанный, я бы даже сказал — вышколенный хозяин «Малого салона» (на втором этаже находится еще и «Большой салон» этого ресторана) не стал стоять у меня над душой, а оставил меня наедине со всем великолепием интерьера и гастрономическими глубинами меню. Воспитанная, как и полагается в приличном обществе, рыбина в аквариуме не обращала на меня ни малейшего внимания, чтобы не смущать, попугай же наоборот — молча, может быть он вообще из породы неразговорчивых или даже неговорящих, рассматривал с большим подозрением, склонив свою разноцветную голову набок.
Меню было очень немногословным, как и этот попугай. Буквально на одной страничке с достоинством, вполне подходящим для богатого и, видимо, популярного в определенных кругах ресторана были перечислены гастрономические шедевры, редкие для обычных чешских ресторанов. Например, каталонский рыбный суп с кусками свежих рыб и морскими «фруктами» — как я понимаю, некий аналог провансальского буйабеса по цене 345 крон за порцию, а традиционная для Чехии запеченная утка (половинка) на грушах с красной капустой и картофельными кнедликами — 391 крона, 400-граммовый кусок запеченного молочного поросенка с молодым картофелем потянет уже на 575 крон, 200 граммов филе из «свичковой» аргентинского бычка с картофелем на сливках, ранней зеленью в луковом желе — 667 крон, ну, а канадский омар в 400 граммов весом в чесночно-масляном маринаде, приготовленный на гриле со всеми мыслимыми по такому случаю приправами, стоит 989 крон — вполне царское блюдо. Для тех, кто понимает, конечно, в этом толк.
Есть блюда попроще — например, бараний шашлык, запеченный на гриле с помидорчиками «шерри», подаваемый с овощным кускусом и фламбированный водкой — то есть облитый водкой и подожженный для особого эффекта, всего за 529 крон. Можно, конечно, удовольствоваться и жареной куриной грудкой с шафрановым рисом со свежей спаржей и соусом из итальянского сыра горгонзола за 345 крон…
В моем желудке ощутимой тяжестью лежала рисовая лапша «Чертовой бабушки» из «Пекла», и при всей соблазнительности описываемых здесь искушений «Золотой груши» взять что-нибудь серьезное — типа молочного поросенка, которого мне еще никогда не доводилось есть, — я не мог. Дождавшись возвращения тактичного бармена, я с размеренной и несколько манерной грацией, как мне показалось, чуть притомившегося царя Соломона заказал… чай и фирменный грушевый пирог.
Ну что ж подумал, наверное, этот тактичный официант, не выдавая мыслительного процесса ни одним мускулом, чай так чай. Мне принесли серебряный чайничек, фарфоровую пару — чашку с блюдцем, потом поставили тяжелый ларец, мне показалось, что из какого-то ценного дерева, в котором уютно располагались маленькие коробочки разного чая. Я быстро разглядел известный мне EarlGrey и вытащил его, будто шар из лототрона. В коробочке оказалась порция лиственного черного чая в специальной сеточке. Пока я разбирался с чаем, на подогретой тарелке английского фарфора мне принесли горячий грушевый пирог, политый расплавленным бельгийским шоколадом. При этом специальная вилочка и такой же специальный ножичек для священнодействия над этим пирогом возбудили во мне непонятный трепет, под внутренний и неслышный аккомпанемент которого я и съел это произведение гастрономического искусства, запивая ароматным английским чаем, впервые в своей жизни стараясь как можно дольше продлить это наслаждение.