— Обожемой, вы нисколько не облегчаете мне задачу, Тайлер. Элисон, Ирма и Дорис — все они сочли, что вам следует знать, но никто не пожелал сказать вам об этом: мы все знали, что у девочки были небольшие неприятности в школе, и это, конечно, неловко, так что в порядке любезности я взяла эту задачу на себя. Если бы моя Марта сказала такое, я, конечно, захотела бы знать. И я тотчас же промыла бы ей мозги. Но как вы на такой поступок отреагируете, это, конечно, ваше дело.
— Вы сказали, будет легче это понять, если знать, что Кэтрин обозлилась, так что вы имели в виду?
— Ну, Тайлер…
В гостиной Конни выключила пылесос. Тайлер услышал, как насадка звякнула об пол. Он представил себе гостиную в доме Джейн Уотсон — все эти женщины сидели там, обсуждая его дочь? Казалось, его сжимает огромный темный кулак.
— Тайлер?
— Да?
— Вы заставляете меня чувствовать себя ужасно гадко.
— Девочка недавно потеряла свою мать, Джейн.
— Ну, мы же все это знаем. Обожемой!
— Если хорошо подумать, девочка потеряла б
— Мы просто подумали, что вы захотите знать, только и всего. Обожемой! — снова сказала Джейн.
— Ну хорошо. Я ценю вашу заботу. Я этим займусь. Спасибо.
Он обеими руками потер лицо, потом поднялся из-за стола и встал в дверях кабинета. Конни швыряла диванные подушки на кресло.
— Послушайте, миссис Хэтч, мне очень жаль, — произнес он. Во рту у него пересохло. — Это настоящее безобразие, что наша собака творит с диваном.
— Да ну, все нормально, — ответила ему Конни. — У меня у самой тоже собака. Большущая немецкая овчарка. Собачий волос длинный, как те сосновые иглы.
Она посмотрела на него, и, при всей его тревоге, он увидел в ее глазах такую чистую и наивную симпатию, что был глубоко тронут.
— Послушайте, Конни, мне придется уехать на некоторое время. Я хотел спросить: вы сможете побыть с Кэтрин чуть подольше, если я задержусь?
— Ага, еще бы нет.
Тайлер уже открывал шкаф, доставал пальто.
— И спасибо вам. За все это. — Он взмахнул рукой, обводя жестом гостиную.
— Просто делаю свою работу, — сказала Конни.
Неприятный телефонный разговор Джейн Уотсон с Тайлером вряд ли можно было бы назвать катастрофой, но он никак не мог прозвучать радостной нотой в таком маленьком городке, как Вест-Эннет, и Тайлер инстинктивно это почувствовал. Первым импульсом Тайлера было бежать (то есть двигаться без остановки), тогда как первым импульсом Джейн было поделиться новостью с возможно б
Однако Конни Хэтч не обращала внимания на подобные треволнения маленького городка, точно так же как не обращала она внимания на столь важную проблему, как отставание старого церковного органа на целый такт, и, когда священник вышел из дому, она ощутила, что находится в ауре солнечного сияния, независимо от того, что за окнами небо было затянуто белесой пленкой высоко стоящих облаков, которые никак не хотели рассеиваться. Нет, засовывая насадку в складки и изгибы дивана, Конни чувствовала себя воздушной и легкой, что, вообще-то говоря, было совершенно для нее необычно, и думала о том, как это замечательно, что священник извинился перед ней за собачьи шерстинки, и как — совершенно потрясающе — он предложил ей стать у него бебиситтером на полный день. Ей нравилось видеть в глазах священника озадаченное выражение — ведь она и сама всегда была озадачена. Она порой ощущала, что жизнь — это как бы игра в шашки: большая рука протянулась сверху и взяла Джерри, опрокинула на спину Бекки, будто жука какого, а ее, Конни, просто отодвинула в сторону. И кто же поймет почему? Может, священник знает почему? Она потратила много времени, пытаясь понять почему, и решила — может, причины вовсе и нет? Но она так и не забыла тот первый разговор, когда свекровь много лет тому назад сказала ей: «Знаешь, Конни, я часто думаю, если женщина не может иметь детей, должна быть какая-то причина почему». — «А что вы имеете в виду?» — спросила тогда Конни, и слезы выступили у нее на глазах. «Я слышала по радио, — ответила Эвелин, — что всякий раз, когда у женщины случается выкидыш, зародыш оказывается деформированным. Природа знает, кому давать детей, а кому — нет». — «Мне что-то не понять, о чем вы», — призналась Конни. «Ох, Конни, брось. Ты слишком нервная. Сама знаешь».
Конни пришлось тогда сесть на стул.