Что это за Дима? Судя по тому, как отзывался о нем Картавый, он тоже не из простых. Может, это и есть тот самый пресловутый Меченый? Дима Меченый… Хм! А что, звучит.
Или это тот мосластый парень, с которым мы так мило побеседовали у котлована? Впрочем, нет. Если верить баритону, парня, которого я отделала на стройплощадке, звали Грохот.
Что это вообще за имена у них? Картавый, Меченый, Грохот. Каким боком весь из себя цивильный Аркадий может соприкасаться со средой, представители которой носят такие имена?
Несмотря на то что этот ключевой вопрос до сих пор оставался без ответа, в том, что претензии к журналисту имеют именно эти представители, у меня теперь не было ни малейших сомнений. Сознательно или нет, но мой клиент умудрился насолить ребятам из местного криминального сообщества, и хотя мне пока неизвестно, в чем именно заключается его вина, ответить Аркадия, похоже, хотят заставить по полной.
«Как он там сказал, этот баритон? — припоминала я. — «Ребята мне звонили»? То есть получается, он — один из заказчиков? Если ему отзваниваются с докладом, иначе и быть не может. А возможно, он даже не один из, а единственный. Может, он-то и есть заказчик. Не он ли сейчас собирался «перетереть» с Димой о том, чтобы меня образумили? Другими словами, это нужно ему самому, а не Диме. Дима здесь — только своеобразная дубинка, а размахивает ею загадочный мужчина, сидящий сейчас в сторожке у никому не известного и никому не нужного босяка по кличке Картавый. И Паша — дубинка, и Миха, и этот мосластый придурок, которого непонятно за какие достоинства зовут Грохотом. Какой, однако ж, широкий спектр! Чуть ли не все криминальные слои умудрились поучаствовать в этой охоте. Что же это за заказчик такой, что может по собственному желанию двинуть такие силы? Боссы такого уровня к стояночным сторожам обычно в гости не ходят».
— Надо проставиться Диме, — смачно чавкая, говорил между тем баритон. — Я у него, считай, в долгу.
— Тогда уж и меня не забудь пгигласить, — с усмешкой прохрипел Картавый. — Кто для тебя с Лехой договагивался?
— Нормально! А вот это вот все тебе кто сюда принес? От Лехи твоего пока толку немного, а Дима мне реально помог. И ребят в нужный момент подогнал, и с Михой свел.
— Миха — мэн кгутой.
— Это точно. Думаю, ему в самый раз будет с этой бабой разобраться. Он сейчас на нее обижен, как же, какая-то щуплая шлюшка четырех мужиков раскидала, да не каких-нибудь, а его непобедимых орлов. Она для него сейчас вроде красной тряпки для быка. Если их на одной площадке вместе свести, он от нее мокрого места не оставит.
— Да, Миха — он такой. Он если рассегдится, добга не жди.
— Вот-вот. Он с девушкой займется, а мы тем временем с парнем… вплотную потолкуем. Надо будет матери сказать, пускай она Гарика… хотя ладно, это потом.
«События развиваются, — слушая эту интересную беседу, думала я. — Тут, оказывается, замешан еще и какой-то Гарик, и чья-то мать… Половина города ополчилась на бедного Аркашу, а мы сидим, в ус не дуем. Даже уже становится интересным, что же такое он мог совершить, что все криминальные структуры скопом на него восстали».
Упоминание баритона о матери показалось мне довольно занятным. Создавалось впечатление, что самостоятельно мальчик мог решать вопросы только на уровне метания бутылок. А когда дело доходило до серьезных вещей, решающее слово было за мамкой. Она обращалась к какому-то Гарику, и тогда…
«Не иначе, к Аркадию имеет претензии какой-то криминальный клан, — думала я. — Этот парень, который любит ходить в гости к стояночным сторожам, — у него случайно фамилия не Карлеоне?»
Каждый новый факт, который я узнавала, подслушивая беседу, делал ситуацию все более интересной и все менее понятной.
Если претензии к журналисту имеют действительно серьезные люди, как объяснить то, что он до сих пор жив? Ведь до того момента, когда я взялась его охранять, его доставали почти целый месяц, и тем не менее он вполне благополучно дожил до нашего знакомства. Если же все это — лишь глупые шутки, цель которых просто потрепать нервы, как объяснить, что в этой глупости участвует столько народа? Причем не только испитые чудаки, вроде Паши, но и «кгутой мэн» Миха.
Кусочки пазла никак не складывались в цельную картину, и по мере того, как продолжалась беседа сидевших в сторожке друзей, я меняла свои решительные планы на более острожные.
Теперь мне уже не хотелось ворваться в эту каморку и, приставив нож к горлу, потребовать признания. Мне хотелось понять, разобраться, откуда здесь растут ноги. Как получилось, что люди, имеющие столь разный статус, объединились для одной цели — испортить жизнь журналисту Аркадию Бессонову? Что могло связать воедино Пашу, Меченого, Миху, Картавого и этого загадочного парня, разговаривающего баритоном и имеющего такую влиятельную мамку?
Все это необходимо было прояснить и только потом приступать к решительным действиям. Иначе недолго и ошибиться. А в такой среде ошибок не прощают.