Предание Темных

Мама всегда говорила, что побеждает холодный ум. Эмоции – лишь один из критерий поражения. На эмоциях можно играть, эмоциями можно манипулировать, с помощью эмоций можно управлять. И глядя на то, как этим пользовался со всеми другими Влад в первые дни (и продолжает это делать) – я понимаю, что это так.

Быть может не со всеми так категорично, но к Владу с эмоциями идти точно нельзя, потому что он отточил свое мастерство именно на «холодном уме». Он ловко переобуется, как то всегда делал с Лео, найдет тысячу причин и сумеет переболтать и меня, и Лео одновременно, да еще и с такой невозмутимостью, что сам Дьявол купится на его россказни.

А вот если я обдумаю услышанное, переварю как следует, осознаю, какие отговорки он может на это сказать и что я могу на это парировать.. То тогда, придя с утра, я уже буду с холодным умом. С остывшими эмоциями.. и тогда он уже просто так не соскочит с темы на тему, засыпая всяким бессвязным бредом, пользуясь моей сонливостью и остаточным опьянением.

Однако праведные гнев и возмущение просто не дают мне усидеть на месте.

Я не то, что спать – я кажется даже не смогу сейчас сесть и почитать. Я буду лишь думать, думать, думать – и минут через пять все же вскочу, обуреваемая всем этим комом, и даже без Лео помчусь к Владу и устрою настоящий (а главное совершенно безрезультатный) словесный погром.

Еще и Локида потешу.

И, как всегда, единственным вариантом на время абстрагироваться от настоящего – является сбежать от него в прошлое. Но достав полотно с портретом Сафие, на меня даже находит некоторая грусть.

Я столько всего сейчас услышала, что разумом понимаю – едва ли на все это найдется какое-то логичное объяснение. Которое, как верно заметил Лео – будет притом не просто «сладким», а правдивым. А таковым оно уже не может быть, так как Влад согласился со словами Локида о том, что он «лжет, лжет, лжет» и «держит меня, как пленницу», что бы это ни значило.

Получается ли тогда, что сейчас я последний раз погружаюсь в прошлое? Ведь если я завтра соберу вещи и уеду, картин мне не видать, ведь этот «некий таинственный убийца смотрителя»

(..придумать фальшивого монстра, чтобы никто не заметил настоящего..)

все еще не пойман, и так далее, и значит если убегаю раньше времени, то картины остаются здесь. Это не говоря вдобавок о том, что несмотря на все слова Влада, и официальный договор все еще цел и в силе. Его никто не расторгал.

Печально вздыхаю и долго смотрю на частично очищенное полотно прежде, чем взяться за работу.

Наконец, подбираю нужный инструмент и начинаю делать уже отточенные и привычные действия, приметив заглушение звуков, когда они едва-едва заметно только начинают погружаться «под воду», забирая вместе с собой и меня..

-7-

1446 год, Османская империя.

Дворец султана в Эдирне.

Возраст Лале – 16 лет.

– Так, так, так.. – от напряжения Лале даже чуть высовывает кончик языка – и поворот!

Девушка, тщательно следя за своим отражением в зеркале (будто оно может существовать отдельно и непременно захочет обхитрить ее), повторяет выученный наизусть восточный танец, с каждый новым разом делая движения все плавнее. Даже при поворотах она старается заметить каждую деталь в зеркале – резонно полагая, что самый строгий судья для ответственного человека это он сам.

Шахи-хатун, очевидно, важности этого мероприятия не понимает, потому что смотрит на свою воспитанницу с блаженной улыбкой и явно какими-то далеко уходящими отсюда мыслями. Когда, наконец, Лале заканчивает очередной круг, наставница не сдерживается и довольно заявляет:

– Ох, как же ты славно танцуешь, деточка! Гибкая, как тростинка, плавная, как речка!

Она едва не хлопает в ладоши от умиления.

Лале лишь мельком глядит на нее, после чего в очередном повороте с улыбкой сообщает:

– У меня хорошо получается, потому что мне это нравится!

Шахи-хатун начинает сиять еще сильнее, будто бы Лале сообщила, что у нее получается, потому что ее наставница лучшая в мире танцовщица и обучила ее всем азам восточных танцев:

– А мне-то как нравится, что ты наконец достойным женским делом увлеклась! Красивый танец – такая сила. Мало мужских сердец могут перед ним устоять. А то все учеба!

Лале останавливается и снисходительно глядит на наставницу. После чего, не в силах удержаться, все же хохочет:

– Так это и есть учеба! Я пишу научный трактат об искусстве танца. Так увлеклась, что и фигуры выучила.

Доброжелательность мигом слетает с лица Шахи-хатун, заменяясь кислым, как недоспевшее яблоко, выражением. Она махает рукой, точно отмахиваясь от мух, и недовольно встав, бормочет:

– Ну-ну, кто бы сомневался..

Лале вновь смеется и опять начинает все по новой. Шахи-хатун еще какое-то время украдкой наблюдает за Лале (всякий раз мигом отводя глаза, когда девушка смотрит на нее) и вскоре выражение ее лица вновь смягчается.

По учебе или нет – но наблюдение за тем, как искусно танцует ее воспитанница заставляет растаять сердце женщины: