Предание Темных

– Послушай, милая.. – неуверенно начинает она – а ведь сегодня в гареме большой вечер танцев будет. Лучшие девушки свои умения будут друг другу показывать. Пойди и ты. Ведь не хуже их танцуешь! – она перебивает сама себя – да что там «не хуже» – ведь даже лучше будет!

Лале останавливается и хмуро глядит на Шахи-хатун. После чего недовольно кривит губы и отмахивает шикарные темные волосы за плечи:

– Зачем мне кому-то что-то доказывать? Не пойду.

Шахи-хатун теперь уже тоже недовольно хмурится в ответ, но тут же ее глаза сверкают, озаренные блистательной идеей, и с прежней благожелательной улыбкой она подбоченивается:

– А ты с трактатом пойди. Вот они танцуют, а о танцах-то ничего и не знают, как так можно? Надо же их кому-то просвещать – сделав совершенно безразличное лицо (на какое может сподобиться только женщина, который что-то очень сильно надо), Шахи-хатун жмет плечами – ну а раз пойдешь, то и станцуешь заодно. Так сказать, чтобы показать на своем примере, как сильно сказывается наличие знаний на практике.

Лале закусывает губу, подозрительно щурясь на наставницу.

Она подозревает, что Шахи-хатун просто пытается найти достойный повод так или иначе отправить ее в гарем, дабы «похвастать» умениями своей воспитанницы перед другими.. но с другой стороны она и правда подала хорошую идею. Девушки в гареме и правда не имеют никакой возможности обучаться, а так, хотя бы в подобной досуговой форме, у Лале появится возможность чему-то их да обучить. Что-то, да рассказать.

– Ну может и правда – соглашается она в итоге – им это полезно будет…

Шахи-хатун чуть не подпрыгивает, с трудом сдерживая радость от своего триумфа:

– Ну и отлично! Ну и славно! Ну и..

Она одергивает саму себя, принимается поправлять платье, да что-то бормотать под нос таким образом, чтобы Лале больше не могла разобрать ни слова. Лале даже становится немного смешно, что наставница в самом деле решила, будто смогла ее одурачить.

Девушка давно научилась распознавать подобные «выкрутасы» Шахи-хатун, но соглашаться на них только в тех случаях, которые ей самой, как например сейчас, кажутся разумными и правильными. Во всяком случае, ей уже не четырнадцать, чтобы либо безропотно делать то, что скажут, либо топотать ногами, бунтуя против требований.

Она уже юная девушка и, как всякой девушке, ей следует начинать обзаводиться той хитростью, что Шахи-хатун называет «женской мудростью». Только вот, верно, наставница бы сильно разбушевалась, узнай, что эту самую «женскую мудрость» Лале использует совсем не для обольщения мужских сердец, а для того, чтобы время от времени обводить вокруг пальца саму Шахи-хатун.

* * *

Весь стол завален бумагами трактата Лале о танцах – и несмотря на то, что она уже все их выучила наизусть, девушка все равно вновь и вновь просматривает и перебирает их. Возможность выступить с этим перед девушками гарема стала для Лале весомой причиной отучить на зубок все эти строчки, нервно теребя свои темные локоны.

Наконец, слышится долгожданный ею скрип двери и Лале радостно вскакивает, едва не перевернув все то, над чем только что так усердно корпела.

Она подбегает к Владу даже раньше, чем юноша успевает прикрыть за собой дверь.

Лале не могла говорить за себя (как и любой человек, по нескольку раз за день глядящий в зеркало – с годами не находит там совершенно никаких изменений, когда всем остальным это явственно заметно, да и он сам заметил бы, зафиксируй каким-либо образом себя в этот промежуток, а не полагайся лишь на ненадежную зрительную память), но зато точно знает, как сильно изменились за эти два года ее друзья.

Даже восемнадцатилетний Влад, который сейчас стоит перед ней и на которого чтобы посмотреть, ей приходится задирать голову еще сильнее, чем прежде. Его лицо теперь намного рельефнее ежели было, когда его только приволокли в страну завоевателей. Теперь скулы и челюстные углы гораздо значительнее выделяются на бледном лице, а голубые глаза стали еще чище и яснее. Плечи его стали шире, добавив прежде подростковому силуэту той необходимой мужественности и внушительности. Своим черным волосам, что до этого достигали лишь ушей, он теперь позволил опуститься до самой шеи. И, Лале могла ошибаться (все-таки слыша его ежедневно), но даже ей казалось, что голос Влада порядком года назад надломился еще сильнее, став при этом не грубее, а по-приятному ниже.

Запыхавшись от волнения, она взбудоражено кладет ладони на грудь друга:

– Принес?

Легкая улыбка скользит на его губах:

– Принес.

Он, осторожно обойдя подругу, точно какой-то угловатый столик, подходит к столу с ее бумагами и добавляет туда еще несколько свитков:

– Это все, что нашел. По правде говоря, там очень мало про европейские танцы.

Влад едва успевает отойти, так как Лале уже кидается к новым свиткам, точно дети к сладостям, и принимается поедать их глазами строчка за строчкой так быстро, что диву можно даться, как она вообще при этом что-то оттуда успевает понять.

Юноша еще раз одаривает скептичным взглядом свитки, которые принес, и добавляет:

– Наверное, я и то больше знаю, чем там написано.