Предания о самураях

С ненавистью Мотиудзи проследил, как его великий вассал покинул дворец. Иссики Наоканэ согласовал незамедлительные мероприятия. На церемонию в Камакуру собрались многочисленные соратники. Норизанэ держался в стороне от всего этого дела. Чтобы арестовать Сицудзи, решили ударить все сразу. Известие об этом в скором времени сообщили Яманоути. Пороть горячку Норизанэ совсем не собирался. Сначала следовало посоветоваться с родственниками и рото. Со слезами на глазах он произнес: «Кто-то пользы ради лезет из кожи вон; только вот ограничений для лукавства при этом не предусматривается, и он приносит только несчастья. Так люди говорят. В прошлые годы принято было недоверие к замечаниям со стороны Нюдо из Инукакэ. Канто ввергли в большое смущение, и глаза горя тому свидетели. Ничего с тех пор не переменилось. Позабыв о прошлых обидах, теперь снова кто-то изволит обращаться с Норизанэ как с врагом. Отбросив в сторону судьбу, дарованную Небесами, становится совершенно понятно то, что процветанию нашего рода должен наступить предел. Оставаясь в Камакуре, мы ничего не приобретаем». На тот же самый пятый день восьмого месяца (25 августа 1438 года) он покинул Яманоути и отправился к замку Хираи, в тот, что в Коцукэ. Иссики Наоканэ и Токинага, посланные с заданием привезти голову Сицудзи, нашли этот дворец пустым. Когда они докладывали о своем путешествии Мотиудзи, принц сразу же осознал важность безотлагательных действий. Услышав такие известия, Канто вспылил. Он почувствовал опасность, переданную образно, «как если бы кто-то наступил на хвост тигра или на острие меча». В Камакуре поднялся большой переполох. Никто ничего не мог понять, и все очень испугались. Чью сторону следовало принять в схватке между канрё и Сицудзи, которая теперь разворачивалась в открытом поле? На тринадцатый день (1 сентября) Мотиудзи с 3 тысячами воинов находился у монастыря Коандзи в Мусаси. Отсюда он обнародовал свои требования. В Киото хранили молчание. Юки Удзитомо, отец и сын Тиба, отец и сын Сатакэ, Кавагоэ, Хасунума, Кояма ответили более или менее уклончиво, но выставили 12 тысяч человек.

Под командованием Иссики, Хёбу-но Тайсукэ Наоканэ и Сама-но Ками Садатоки эта армия окружила Хираидзё и осадила его. Чуть не доезжая Такасаки около Иваханы, поезд пересекает широкий поток Карасугавы неподалеку от его слияния с Кабурагавой, текущей с южного направления. Это укрепление находилось на третьей реке поменьше и под названием Аюгава, или Форельная река, впадающая в Кабурагаву. Осадная армия насчитывала огромное количество воинов. «Ночами костры возносили вверх многие тысячи дымов. Звездное поле небес светило на землю, и нельзя было сосчитать галактику (балюстраду)». Что было предпринять? На одном пункте Норизанэ настаивал бесповоротно. Ни одной стрелы нельзя было выпустить в противников. При штурме стен противником его можно было встречать и отражать, проявлять инициативу запрещалось. Этому преданному солдату даже тень вооруженного мятежа казалась отталкивающей. Сейчас и в последующем его поведение вдохновлялось сначала и до конца единственным критерием того, что было наилучшим для дома Асикага. В этом деле важной особенностью служила отповедь этому лояльному вассалу. «Даже если потеряешь жизнь и тебя назовут преступником, имя продолжит безгрешное существование в умах людей. Инукакэ Нюдо выступил мятежником с оружием против своего господина. Норизанэ позволяет себе не более того. Разве в этот момент не правильно было бы вспороть живот?» Крик несогласия вырвался у собравшихся родственников и рото. Они ввязались в это дело, чтобы разделить страдания со своим господином. Они хотели по меньшей мере попробовать себя в бою и уже потом поразмышлять о предложенном причинении себе боли через живот. За всех выступил Нагао Инаба-но Ками: «Момент выбран совсем неподходящий. Тут все дело в том, заслуживает ли сюзерен в Киото того, чтобы к нему прислушаться. Его указанию следует подчиниться. Если он осудит нынешнее выступление Сицудзи, тогда всем предстоит обряд харакири. Надо бы послать соответствующий доклад, иначе нас подвергнут порицанию». Норизанэ проникся правильностью его замечания. Посланником следовало бы назначить самого Нагао Ходэна.