— С праздником, соседушка! Испей-ка вот бражечки!
Угостила она и Драгану с Хвалиславой:
— Добро пожаловать, гостьи дорогие! Совет вам да любовь с сужеными вашими!
Два праздника объединились и выкатились на улицу. Посередине играл на гуслях Бермята, рядом с ним отплясывал Дерила, Владина и Снегурка разливали брагу и ходили с подносами, а молодёжь дудела в дудки и стрекотала трещотками. Из соседних домов выглядывал привлечённый весельем народ, и скоро плясала уже вся улица! Столы и лавки выносили под открытое небо, и всё было общим — и музыка, и угощения.
Люди расступились, и женщины-кошки исполнили в расчистившемся пространстве белогорскую пляску. Можно было только подивиться пружинистой силе ног, нёсших их вприсядку, а полы их нарядных кафтанов вскидывались и реяли крыльями, когда они взлетали в подскоках. Слаженно они плясали: как в песне слово цепляется за слово, строчка за строчку, так и их движения, быстрые и размашистые, складывались в огненный рисунок танца. То в круг он замыкался, раскидываясь в стороны лепестками цветка, то вытягивался в цепочку. К кошкам-плясуньям присоединились их невесты, не уступая им в слаженности движений. Выстроившись гуськом, поплыли они мимо кошек, а их платочки, взмахивая, опускались то на одну сторону, то на другую. Величаво и изящно переступали девичьи ножки, а руки гнулись лебедиными шеями. Тем же шагом шествовали суженые мимо них в противоположную сторону, а потом ряды их распались, чтобы соединиться в пары. Сильными, точными взмахами бросали женщины-кошки в землю белогорские кинжалы; те, вонзившись остриём, покачивались и блестели. Девушки, гибко склоняясь, выдёргивали их и возвращали владелицам.
Очень давно Веселинка не видела своего отца таким оживлённым: он вдохновенно щипал гусельные струны, улыбался и встряхивал седеющими кудрями. Наверно, Бермята и в пляс бы пустился, если бы не опасался на кого-нибудь наткнуться. Поэтому он и держался на одном месте, слегка притопывая. Угадав желание Веселинки, Драгана приблизилась к нему и сказала:
— Уступи-ка мне гусли ненадолго, батюшка, а сам со своей дочкой попляши!
Бермята несколько мгновений колебался, а потом отдал ей гусли. Люди расступились вокруг него и Веселинки, и отец с дочерью закружились в степенной, плавной пляске. Веселинка часто касалась его то рукой, то платком, чтобы он знал, где она.
— Вижу, вижу тень твою! — воскликнул Бермята.
— Скоро ты и меня саму разглядишь, батюшка, — с тёплыми слезинками радости ответила девушка.
Долго не могла Веселинка уснуть этой ночью. Далеко за полночь они с Выченей шептались и предавались мечтам о будущем. Радостное возбуждение гнало сон прочь, и чуть свет сёстры были уже на ногах. С раннего утра начали они ждать своих суженых, которые обещали снова прийти, чтобы продолжить лечение батюшки.
Драгана с Хвалиславой сдержали слово. Обе явились не с пустыми руками: каждая принесла по кувшину воды из Тиши, по большой корзине со съестными гостинцами, а также по мешку с подарками для своих невест и их младших сестриц. Девочки радостно обступили их, а женщины-кошки, посмеиваясь, одаривали их ленточками, гребешками, серёжками, платочками, нарядными сапожками и вышитыми белогорскими рубашками.
Веселинка встретила Драгану уже не в старенькой рабочей одёжке, а в добротной праздничной сорочке с плетёным пояском. От корня до кончика её косу обвивала голубая лента, означавшая, что девица помолвлена.
— Горлинка моя прекрасная, — восхищённо молвила Драгана и склонилась к губам невесты.
От поцелуя в груди и на лице Веселинки вспыхнул жар, сердце превратилось в горячий уголёк. Оно горело ярким малиновым огнём, предвкушая светлое белогорское счастье.
Целительная вода мерцала золотистыми отблесками, налитая в деревянную миску. Подведя Бермяту к ней, Драгана сказала:
— Испей водицы из священной подземной реки Тишь, батюшка, а остатками промой глаза.
Она заботливо поддерживала и страховала миску, пока Бермята нёс её ко рту. Двигая острым кадыком, он принялся пить. Иногда капли текли мимо и скатывались по бороде. Когда осталась третья часть от налитой воды, Драгана придержала посудину:
— Довольно, батюшка, оставь для умывания.
Она сама промыла ему глаза, после чего они с Хвалиславой снова приложили к ним свои ладони, полные золотого света Лалады. Одна целительница — хорошо, а две — лучше, подумалось Веселинке, зачарованной этим мягким, обволакивающим сиянием, струившимся из рук женщин-кошек.
— Ну, как? — опять спросила матушка Владина, которая, затаив дыхание, наблюдала за лечением.
— Вот уже и обоими глазами тени вижу, — уверенно ответил Бермята. — А денёк сегодня солнечный.
Яркие лучи струились в окна, и вышивка на кафтанах белогорских жительниц мерцала и переливалась. Драгана улыбнулась Веселинке, а та с горячей благодарностью сжала руку избранницы.
Девочки радовались подаркам и примеряли обновки, а матушка Владина разложила на столе вкусные гостинцы.
— Ох, какой нынче стол у нас! Ну, коли так, то не откажитесь разделить с нами трапезу, гостьи желанные!