Предания вершин седых

— Да, всё верно, — перечитав, уныло подтвердил он. — Но, быть может, вы смилостивитесь и позволите оставить хотя бы четверть для наших нужд? В противном случае нам придётся просить помощи у других частей войска.

А это значило, что им подвезут припасы, награбленные у других людей. И кому-то в другом месте будет хуже.

— Хорошо, — сказала Олянка. — Четверть можете оставить себе, но три четверти извольте вернуть людям!

Шальная мысль озарила её: а не могли ли костяшки подделать приказ о том, чтобы навии покинули город совсем?! Она украдкой вынула молвицу из мешочка, но ничего не произошло. Сердце разочарованно упало. Значит, костяшки не всемогущие, хотя и очень полезные и чудотворные.

— Раскатала губу, — усмехнулась Куница на обратном пути, когда Олянка поделилась с ней своим открытием. — Думала, что войну прекратишь? Раз — и всё? Ага, держи карман шире. Видать, даже Бабушка не всё может. Радуйся, что хоть это дельце выгорело!

Весь остаток дня горожане с удивлением принимали у себя телеги с их же собственными запасами. Да, вернули не всё, но теперь людям хотя бы не грозил голод, а вот навиям предстояло подтянуть пояса на урезанном пайке.

— Ох, это что ж, хлебушек? — со слезами радости причитала матушка, когда и к ним во двор заехала телега, гружённая съестным. — Ох, да тут и масло, и пшено, и соль! И даже мёд вернули! Олянушка, да как же тебе это удалось?!

Ужин по меркам военного времени вышел добротный, но всё ж припасы следовало беречь — не набивать живот до отказа, есть вполсыта, растягивать. Олянка с Куницей, не желая обременять семью, перекусили своим сушёным мясом, чуть размоченным в кипятке, и орехами. Матушка принялась их потчевать, но Олянка твёрдо отказалась.

— Не беспокойся, мы сами себя прокормить можем, родная. Ещё и вам пособим.

К полуночи хворая сестрёнка пришла в себя и попросила есть. Матушка тихо роняла слёзы радости, кормя её с ложки жиденькой пшённой кашей с сушёными ягодами.

— Коли есть хочет — значит, поправляется...

Утром Доставе дали ещё снадобья. Горькое оно было, с кровяным привкусом, да зато недуг прогоняло. Испугалась хворь силы его лесной и побежала прочь. К полудню девочка сама с печной лежанки слезла и прижалась к Олянке.

— Я не боюсь тебя, сестрица, хоть ты и оборотень. Любимко о тебе хорошие слова говорил... А он столько всего знает, такой умный да учёный! Значит, так оно и есть.

— И что же он говорил? — усмехнулась Олянка, посмотрев на Любимко, который при этих словах чуть порозовел и отвернулся.

— Что ты — лучше многих людей, — сказала сестрёнка.

Что-то подсказывало Олянке, что сейчас её место — здесь, с родными, в захваченном городе. Отсиживаться на Кукушкиных болотах безопаснее, но как же они тут одни?

— Куна, ты — как знаешь, а я тут остаюсь, — шепнула она. — Не могу я родных бросить.

— Ну и я с тобой тогда, авось пригожусь, — без колебаний ответила та.

Олянка молча поблагодарила её тёплым взглядом.

— А обузой мы вам не станем, — уже громче сказала она, обращаясь к семье. — Мы охотой кормиться можем. И рыбу ловить. Меня навии не тронут, я им немножко пыли в глаза пустила. А со мной и вы целее будете. Ежели будут к вам приставать, отвечайте, что вы мне принадлежите, как будто холопы мои, и на меня ссылайтесь. А я уж с ними сама разберусь.

6

Жизнь в городе в целом текла по-прежнему, жителям разрешалось днём заниматься своими обычными делами, но по ночам выходить на улицу запрещалось. Ремесленникам выдавалась разрешительная грамота на занятие ремеслом, без неё никто не имел права что-то производить и сбывать. Красивых девиц прятали по домам, дабы разгуливающие по улицам навии не положили на них глаз. Впрочем, опасности подвергалась любая девушка без явного уродства. Скучающим воинам требовались забавы, и они порой врывались в дома, уводя девиц силой. Кого-то потом отпускали, кто-то так и не возвращался...

С наступлением холодов люди стали часто болеть. Повальная хворь за пару седмиц разгулялась так, что грозила выкосить полгорода, а то и больше. Везде, в каждом дворе кто-то хворал. Не выдерживали прежде всего самые слабые — дети и старики. Вспомнив о целительных свойствах крови оборотня, Олянка с Куницей ежедневно нацеживали по миске тёплой, тёмно-вишнёвой жидкости из своих жил; одной ложки на горшок воды хватало, чтобы приготовить снадобье, достаточно сильное, дабы прогнать недуг. Сами они его не раздавали: вряд ли люди приняли бы лекарство из рук Марушиных псов. За дело взялось всё семейство кузнеца Лопаты — все от мала до велика разносили по домам горшки с целебным средством. Вкус крови прятали, подслащивая его мёдом или разбавляя любым травяным отваром. Для излечения хватало двух чарок, принятых с перерывом в половину суток. Но хворого народу было много, а оборотня только два; несмотря на всю живучесть рода Марушиных псов, у Олянки с Куницей вскоре кружилась голова от кровопотери. Они не успевали восстанавливаться, а народ, поняв, откуда идёт исцеление, толпился у дверей и просил хоть капельку спасительного зелья. Матери плакали, держа на руках закутанных в одеяла, охваченных недугом детишек.