— Как? А раньше надо было об этом думать! И головой, а не... кхм!
Куница совсем скуксилась, и Олянка, отбросив напускную строгость, рассмеялась и легонько встряхнула её за плечи.
— Да полно тебе, не дуйся! Рада я за вас со Свилимом. Видно, настала тебе пора своё гнёздышко вить... А мы тут не пропадём, не тужи и за нас не бойся.
Дома новость о возможном возвращении Куницы на Кукушкины болота восприняли двояко: с одной стороны, расставание всех огорчало, ведь семейство успело привязаться к неунывающей, бойкой и верной подруге Олянки, особенно матушка, а с другой — весть о её новом семейном положении не могла не радовать. Узнав о будущем дитятке, матушка первая согласилась, что Кунице необходимо вернуться в родные места, где ей будет лучше.
— Матушка, да как же я с тобой расстанусь? — захлюпала носом Куница.
Раньше такой чувствительности за ней не наблюдалось. Но ведь твёрдый зад не исключает мягкого сердца, с улыбкой думала Олянка. А матушка, обняв новообретённую дочку, гладила её по голове и чесала острые волчьи уши:
— Ох, дитятко ты моё!
Одну Куницу решено было не отпускать в дорогу, и Олянке предстояло на несколько дней покинуть родных. Сердце её рвалось пополам.
— Не тревожься за нас, доченька, — успокаивала её матушка. — Войне уж конец, никто тут нас не обидит.
В путь они выступили в вечерних сумерках, после заката. Сладко струился влажный весенний воздух в грудь — даже пить его хотелось, как чистую, вкусную ключевую водицу. Свежестью и обновлением дышала земля. Самое время встречать любовь... Вот только где же заблудилась сероглазая лада Олянки? Или, быть может, не родилась она ещё на свет?
В пути приходилось делать передышки, чтобы Куница могла вздремнуть и набраться сил. Из подземных ходов навиев выкурили, и можно было беспрепятственно передвигаться по ним в светлое время суток. Куница сама не радовалась своей прожорливости: несколько раз в дороге их задерживала охота. Она уж пыталась даже терпеть голод, чтоб лишний раз не останавливаться, но тогда её с ног валила слабость.
Со всеми остановками и передышками дорога на Кукушкины болота заняла шесть дней — вдвое дольше, чем обычно, но и самочувствие Куницы в этот раз отличалось от обыкновенного. Они старались держаться подальше от людского жилья и дорог, предпочитая пробираться сквозь лесную глухомань, а дневные отрезки пути пролегали по подземным ходам. Наверное, кошки уже добивали захватчика...
На Кукушкины болота путешественницы прибыли ясной, звёздной ночью. Первым делом усталая и зверски проголодавшаяся Куница набросилась на мясо, а потом, проскользнув в Бабушкин шатёр, нашла свободную лежанку и свернулась на ней калачиком.
— А как же жених твой? — усмехнулась Олянка. — С ним даже не поздороваешься?
— Да ну его, — сонно пробормотала та. — Сделал дело — а мне теперь маяться...
— Вы оба в этом повинны, подруженька, оба набедокурили, — со смешком потрепала её по плечу Олянка. — Ну, спи, спи. Отдыхай. Сама молодца своего обрадуешь или мне ему счастливую весть отнести?
Куница что-то заспанно промычала. Оставив её в покое, Олянка не торопясь пошла искать Свилима. Тот как раз собирался на охоту, но, завидев её, тут же просиял радостной догадкой:
— Куна с тобой?..
— Ага, тут она, — сказала Олянка. И придержала парня за руку: — Постой, куда рванул-то? Устала она с дороги, спит теперь. Дитя твоё под сердцем носит.
Свилима как ветром сдуло — в сторону Бабушкиного шатра, конечно. Олянка не стала его удерживать: получит по морде от сонной потревоженной Куницы — ну что ж, поделом ему.
Неспешно прогуливаясь по стойбищу, Олянка со всеми здоровалась. Её останавливали то тут, то там, выспрашивали подробности о войне. Все, конечно, и так уже знали, что дело движется к концу, но сюда, на Кукушкины болота, новости приходили с задержкой. Стая довольствовалась наблюдениями за Бабушкой и ловила каждое её скупо отмеренное слово, каждый многозначительный взгляд. Если Свумара не беспокоилась, то и им тревожиться не было нужды.
Вдоволь наговорившись с соплеменниками, Олянка заглянула в шатёр. Свилим, перекинувшись в могучего, огромного светло-серого зверя с белой грудью, свернулся в пушистое ложе и покоил на себе Куницу в человеческом облике. Та, положив голову на его гривастую шею и вольно раскинув руки и ноги, сладко спала. Посапывала, уткнувшись носом в густой мех.
«За меня на охоту сходи, а? — попросил Свилим мыслеречью. — Не могу я сейчас...»
«Да уж вижу, — тем же способом ответила Олянка. И спросила с усмешкой: — Ну что, звездюлей получил, покоритель твёрдых задниц?»
Свилим гордо промолчал, но по его смущённой и слегка потрёпанной морде видно было, что воссоединение прошло весьма бурно. Впрочем, судя по широко, по-хозяйски раскинувшейся на нём дрыхнущей Кунице, оно того стоило.
Когда же и она, Олянка, будет вот так же баюкать на себе свою ладу?..