— Да. Платье отличное.
В столовую возвращается громкая Тамара Николаевна. Она, как оказалось во время ужина, искусствовед и заядлый коллекционер. Зовет всех смотреть на свою новую картину. Спорить с ней — не вариант. Не пойти — обидеть. А обижать мы с Айлин никого не хотим.
Только и особой любви к искусству я не испытываю. Разглядывая некоторые картины в маленькой, но наверняка дико дорогой по содержанию приватной коллекции Власовых, я ловлю себя на мысли, что висевшая в кабинете Тарнавского картина — далеко не верх уродства. Но… Может быть мы с судьей просто ни черта не смыслим в искусстве.
Чем дольше его не вижу — тем сильнее скучаю. И волнуюсь тоже.
Под предлогом уборной спускаюсь обратно на первый этаж.
На одной из нижних ступенек сталкиваюсь с чуть ли не единственным присутствующим на мероприятии ровесником.
Родной племянник Тамары Николаевны — Илья Крапивин придерживает меня за талию и улыбается, смотря открыто в лицо.
Я замечала его, конечно. Он милый. Симпатичный. Сдержанный и молчаливый.
Сидел с другой стороны стола рядом со своим отцом — братом Тамары Николаевны.
Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, он не против был бы провести вечер иначе. Здесь ему нудновато. Но какого-то явного протеста в молодом человеке нет. Улыбка и взгляд располагают.
— Сбежали от тети? — Он спрашивает тихо. Я пожимаю плечами и быстро киваю. Не держится за меня дольше, чем нужно. Отпускает. Отступает. Протягивает руку. — Меня Илья зовут.
— Я помню, Илья. Юля. — Вкладываю свои пальцы.
— И я помню, — улыбаюсь.
Не знаю, что за вечер, но я совсем не чувствую опасности. Не особенно концентрируюсь на рисках. Не жду подвоха. Может зря?
— Мне, к сожалению, только предстоит занырнуть в искусство. Мать уже написала, что я неблагодарный…
Он так мило вздыхает, что я не сдерживаюсь и смеюсь в ответ. Высвобождаю пальцы и чувствую непреодолимое желание как-то подбодрить своего нового знакомого.
Похлопываю его по плечам, сжимаю их и подаюсь лицом чуть ближе к лицу:
— Поверьте, Илья, если бы от степени моего восторга картинами зависело мое личное благосостояние, — а об этом шутили за столом, — я восторгалась бы весь вечер…
Подмигиваю. Он улыбается широко. Мои ладони съезжают по плотной ткани мужской рубашки. Я обхожу его, спускаюсь дальше и кажется, что чувствую взгляд где-то между голыми лопатками.
Вернувшись в столовую, почему-то ожидаю увидеть Славу здесь, но его нет. Достаю из сумочки телефон и кручу его в руках. В чате со Смолиным еще несколько сообщений, но мне искренне похуй, что он там написывает. Он в курсе, что я на вечере, о котором они даже не мечтали для своей крыски. Не мешайте работать.
Заношу палец над контактом судьи Тарнавского. Вроде бы хочу набрать, но торможу. У тревоги нет причин. Это следствие общего перевозбуждения.
Но и сидеть в почти пустой столовой желания тоже нет. Поэтому я прохожу через нее на красивую террасу.
Из людей здесь никого, зато открывается очень красивый вид на сад с фигурно оформленными можжевеловыми кустами, вымощенными натуральным камнем дорожками и даже работающим до сих пор фонтаном.
Благодаря нагретой в доме бурлящей адреналином крови не ощущаю холода. Вдыхаю глубоко-глубоко воздух, кажущийся сейчас особенно свежим, и подхожу к каменной балюстраде.
Не сразу, но осознаю, что сад тоже вполне себе оживлен.
Люди есть и тут.
Слух улавливает звуки знакомого голоса. Взгляд едет по пространству, пока не тормозит и впивается.
Тарнавский, будто по заказу, стоит под фонарем. Рядом с ним — Салманов. Они курят и разговаривают. Выглядят расслабленно. Шутят даже. Мое сердце ускоряется.
И просто, потому что я правда уже соскучилась и хочу коснуться. А еще оказаться вдвоем. Не делиться им ни с кем.
А еще потому, что я боялась, что моя выходка испортит отношения Славы с другом. Я до сих пор не уверена, что он спокойно воспринял то, что Салманов мне подыграл. Но сейчас судья не выглядит обиженным и это хорошо.
Слов я не разбираю, но тон, мне кажется, вполне дружелюбный. Наблюдаю издалека за тем, как общаются. Докуривают. Салманов протягивает руку, которую Слава не отказывает пожать.
Я надеюсь, дальше они вдвоем же по дорожке пойдут в сторону манящего теплом дома, но Салманов уходит, а Слава достает еще одну сигарету. Поджигает ее. Выпускает сизый дым упругой струей. Становится серьезней. Задумчивей. Вместе с этим во мне снова усиливается тревога.
Ты перед всеми играешь, Слав? И передо мной тоже?
Пальцы сильно вжимаются в камень. Сомнения шатают.
Мне кажется, у нас все идет хорошо. Я на кураже. А он? Может он в пропасть летит?
Очень хочу, чтобы повернул голову и увидел меня. Очень хочу улыбнуться ему ярче, чем Айлин, Илье, Тамаре Николаевне вместе взятым. Зажечь его глаза своим огнем. Но он весь в себе. Курит и думает.
Мы вдвоем слышим один и тот же оклик. Вдвоем переводим взгляд. Он — из-под ног вперед. Я — в сторону.
По дорожке неправдоподобно неспешно идет Кристина. Смотрит на него. И он ответ.
При всей моей просветленности, ревность зажигается тут же. Жжется. Дерет изнутри.