— Я тебя люблю.
— И я тебя.
У нас нет времени сомневаться и менять решения. Мы целуемся коротко.
Я стираю с губ Славы несуществующий след. Вкладываю свою ладонь в его руку и даю себя вести. Улыбаюсь, слыша тихое:
— Но хочется, конечно, ремнем отходить по жопе…
По дороге в загородный дом Власовых мы попадаем в пробку.
Едем на машине Славы без водителя.
Я рада этому. Без посторонних ушей чуть дольше чувствую себя безопасно, хоть и все равно волнуюсь. Предстоящий вечер рисуется в голове попеременно то очередным провалом, то феерическим бенефисом.
Понятно, что в итоге будет что-то среднее, но пока на меня накатывает вспышками.
Время подгоняет. Ладони немного потеют. Я то и дело направляю воздух обдува то на шею, то в лицо, то кручу на минимум.
Забавляю Тарнавского своей суетой. Он бросает искристые взгляды и усмехается.
Уверена: немного злорадствует. Молчит о том, что я могла бы не соглашаться.
Я знаю. Но уже поздно. В частности, поздно жалеть.
— Если что, я не запомнила, чем вилка для рыбы отличается от обычной столовой.
В ответ на мое признание в «ужасном» Слава выражает удивление, приподнимая брови.
Ауди медленно катится за каким-то хетчбеком в тянучке.
— Ты думаешь, я знаю что-то о рыбных и столовых вилках? — Он пытается меня успокоить, но я ему не верю. Лжец. — Тем более рыбу, птицу и девицу берут руками. Я планирую взять все.
Подмигивает, улыбается широко, а потом и вообще смеется, слыша громкое:
— Слава!!!
Сажусь ровнее и обращаюсь громче:
— Не издевайся! Я делюсь с тобой своими страхами!
Тарнавский пытается вернуть лицу серьезное выражение, а у меня рука чешется профилактически заехать по плечу.
— Так ты пей, Юль. С бокалами проблем нет.
— Вот дурак… — Качаю головой. Плюхаюсь обратно глубже в кресло. Кладу руку на дверную ручку и требую: — Открой.
Конечно, не чтобы послушался.
А он и не собирается. Его рука ложится на мое колено. Слава гладит. Я успокаиваюсь.
Смотрю на него снова. Вижу, что он ждет.
— У вилки для рыбы три зубца, Юля. Если четыре — она шире столовой и зубцы короче. Как выглядит столовая ты знаешь без меня. А вообще всем похуй. Я ем одной.
Хочу сказать ему «спасибо», но не успеваю. Мой телефон загорается, лежа в выемке на консоли. Тянется за ним Слава. Ему ближе. Поворачивает ко мне лицом. Уведомление в телеграме преображается в текст сообщения от Руслана Смолина.
Я кривлюсь.
Дальше на мой экран смотрит уже Тарнавский.
Я моментально улавливаю смену настроения. Вместо игривости и пусть отчасти напускной (для меня), но расслабленности — сжатые челюсти.
Я боюсь того, как сильно Слава его ненавидит.
Паузу в общении со Смолиным объяснить мне было более чем легко. «А как вы себе это представляете? Мы с Тарнавским были вместе 24/7. Я не могла отвлекаться. Зато привезла много нового. И интересного. Да и сами видите — может коммуницирую я не на сто, но исполняю отменно».
Смолин объяснение «съел».
Слава запретил мне соглашаться на встречи на точке. Отныне — только переписка, Максимум звонки. Смолину я объяснила это тем, что мои отлучки могут вызвать подозрения (я же почти живу у судьи).
Насколько этим нововведением недоволен Лизин отец — не знаю. Но я с каждым днем приобретаю все больший вес для обеих сторон. И с моими пожеланиями приходится обеим считаться.
Слежу, как судья с моего телефона большим пальцем настукивает в строке сообщения
Отбираю мобильный и, качая головой, перепечатываю:
Оставляю его на коленях. Прикрываю глаза и снова стараюсь расслабиться.
Бояться нечего, Слава прав.
И у меня даже получается, но когда Ауди, пройдя мучительную тянучку, молнией проносится по трассе и замедляется рядом с высокими воротами без преувеличения роскошного то ли еще дома, то ли уже особняка, сердце бьется быстро-быстро.
Внутри дом выглядит не менее роскошно, чем снаружи. Высоченные потолки. Светлые стены и прошитый множеством разрядов-паутин молочный мраморный пол. Идеальная чистота и позолоченная роскошь в сочетании с бесконечным количеством хрусталя, натурального камня и зеркал.
Мы со Славой опаздываем, но это не ставят нам в вину. Не журят. Не выражают недовольства.
Я во второй раз в жизни вижу Аркадия Власова, когда он в сопровождении, скорее всего, какого-то служащего выходит встречать нас в холл.
— Ваша честь, — я улавливаю в его обращении к Славе легкую иронию, но совсем не чувствую злости или превосходства.
Именинник раскрывает руки, приглашая обняться. Я запоздало вспоминаю, что мы, кажется, приперлись без подарка. Щеки розовинкой зажигает стыд. Я сильнее сжимаю руку Славы.
Он поворачивает голову. Подмигивает. А отпустив, шагает навстречу имениннику первым.
— Я сегодня чисто водитель, Аркадий Дмитриевич. Доставил вам гостью.
— Ну-ну. Ты получил свое приглашение, не надо прибедняться. Но и Юлию я видеть очень рад. Лично.