Снова писк и мое порывистое движение – мимо Славы прочь из замкнутого пространства с ним. Это глупо, потому что я сбегаю от него в его же квартиру, но мне просто нужно от него куда-то сбегать.
Анестезия отходит. Я начинаю чувствовать.
Цежу сквозь зубы: «спасибо» и беру из пальцев Славы ключ.
Отмыкаю быстро и без проблем. Я помню, в какой последовательности и как правильно. Свою квартиру он мне доверяет. Сердце – нет.
Рывком тяну дверь и ступаю внутрь. Хочу щелкнуть светом, но он перехватывает мою руку.
Сжимаю пальцы в кулак.
За спиной хлопает дверь, он обвивает поперек талии и давит назад в себя. Меня парализует из-за того, какой силы внутреннюю бурю происходящее провоцирует. Воздух со свистом выходит из легких, я давлю на руку и глухо прошу:
– Пусти.
Он не слушается. Отравленные ложью губы впечатываются в мою шею. Едут выше. Я давлю настойчивей. Чувствую поясницей твердый пах. Меня саму начинает подташнивать от мысли, что происходящее – игра, в которую я долго-долго-долго верила.
– Пусти. Пожалуйста.
Прошу, впиваясь ногтями в увитые венами кисти. Царапаю. Давлю на запястье.
– Ты обиделась? Скажи, на что?
Застываю и смотрю перед собой. Чувствую сквозь темноту полупривыкший к ней взгляд. Он скользит по моему профилю. А я даже не знаю: он серьезно или шутит?
А, вспомнила. Играет. Переступает через себя и взаимодействует с людьми, не вызывающими нежных чувств.
Снимаю с себя руку. Шагаю вперед, разворачиваюсь.
Ну что ж… Взаимодействуй.
– В следующий раз, поручая своим сестрам одеть меня, – с нажимом веду по собственным бокам, – делай, пожалуйста, оговорку, что я не должна напоминать простоватую копию твоей бывшей подружки.
Во мне столько злобы, что я даже самую глупую претензию «разукрашиваю» едкими уточнениями.
Вздергиваю нос и вижу, что Тарнавский удивлен. Хмурится.
Сама знаю, что ужасно звучу. Заталкиваю рассудок и жалость глубоко-глубоко.
– Можно уточнить суть претензии? – Голос судьи звучит спокойно.
А я в ответ фыркаю так же, как «Крис» фыркала на балконе. Становлюсь еще сильнее на нее похожей.
– Благодаря усилиям твоей родни я оказалась почти в таком же платье, в каком была Кристина. Может ты не обратил внимания, но твою бывшую аж скривило. Мне тоже было неприятно. Впредь, пожалуйста…
Я раньше никогда себе подобного не позволяла. Слава не знает, что такое мои претензии. Их раньше и не было. А теперь… Вдвоем "наслаждаемся".
Я замолкаю, Слава не бросается кусать в ответ. Оправдываться тоже.
По истечению десятка сердечных ударов я слышу глуховатое:
– Я учту. Что-то еще?
Его терпеливое «смирение» срабатывают явно не так, как планировалось.
В висках пульсом бьет отчанное:
– Еще ты мог бы не так явно изображать равнодушие. И более четко определить мой статус. Никогда не хотела собирать слушки про успешную карьеру в эскорте.
Сквозь темноту впитываю кожей хмурый взгляд. Его "спокойствие" точно так же пошатывается. Возможно, приходится то и дело напоминать себе, что терпит меня для дела.
А мне хочется мстить. Усложнять задачу.
Ну или плакать.
– Кто тебе сказал про эскорт?
Улыбаюсь.
– Какой-то мужик, который запомнил меня еще когда ты приказал приехать в мужской клуб. Помнишь, ты надо мной тогда издевался?
Слава выдыхает и делает шаг на меня. Протягивает руку. Я своей дергаю назад. Прячу обе за спину и отступаю.
– Юль...
Я зря сама себе напоминаю ту ночь. И даже его реакция удовлетворение не дарит. Грудную клетку распирает.
Тогда я отдала ему себя целиком и полностью. Он взял. Он, блять, взял! Он все обо мне знает. Что я люблю. Что я его.
Пользоваться мной — слишком жестоко.
На глаза наворачиваются слезы. Я сгоняю их злом. А еще радуюсь тому, что свет так и не был зажжен.
– Я потому и не хотел, чтобы ты шла. Там всякие люди. Ты не готова. А показывать наши настоящие отношения – это ставить под угрозу наш план.
От ладно выстроенных в логический ряд слов о нашем плане к горлу подкатывает тошнота. Он не наш. Он ваш. А я… Пешка, которая заводится с хорошего траха.
– Я предлагала сказать Смолину, что не смогла тебя уговорить. Ты решил иначе. Значит ты ответственен. И больше не смей меня таскать на эти ваши сборища. Услышал?
Разворачиваюсь и не дожидаясь ответ сбегаю в его спальню. Хлопаю дверью, сбрасываю одежду, украшения и обувь.
Сердце разгоняется и разгоняется. Мне жарко. Эмоции расплескиваются через край.
Обмахиваю себя ладонями и прислушиваюсь к звукам в коридоре. Их нет.
Почему-то перед глазами картина, как Тарнавский продолжает стоять на том же месте и смотреть в условную точку. Растерян. Наверное, не ожидал.
Только и настоящих причин моего "срыва" он не знает. Во мне долго копилось, но только сейчас все складывается, доставляя боль.
Я раньше думала, что все мои сомнения – плод неуверенности в себе. А сейчас понимаю: интуиция. Это все интуиция. Она не врет.
Услышав первый же шаг – отталкиваюсь голыми пятками от пола и сбегаю еще дальше – в ванную.