Преданная (СИ)

Вита улыбается шире. Тонкие пальцы обвивают стеклянную ножку. Она тянет полупустой бокал к губам и пьет, не отрывая от него взгляд. Поставив, подается ближе.

Я, отмерев, шагаю к стойке.

Под даже не стук, а непрекращающийся сердечный гул продолжаю слушать... Как настоящая крыса.

– Не мама.

– Папик? – Вита смеется.

– Прекрати. – Рука девушки ложится на колено Тарнавского. Выкрашенные ядовито-розовым лаком ногти хищно впиваются. – Я тебя днем еще заметила. – Вита шепчет, Тарнавский никак не реагирует. – На фоне наших мальчиков...

Господин судья хмыкает.

– А что не так с вашими мальчиками? Вашим девочкам вроде бы все нравится.

Вита фыркает и закатывает глаза. Я хочу в волосы ей вцепиться.

– Никогда не мечтала работать воспитательницей в детском саду. Мне нужен настоящий мужчина…

Тарнавского улыбается.

Пальцы Виты двигаются вверх по мужскому бедру. Я ее ненавижу. Если она начнет ему наглаживать прямо тут – вырвет.

Но прыткие пальцы тормозит мужская рука. Тарнавский делает глоток из своего стакана. Лезет в карман, достает оттуда карту, крутит между пальцами, а я уже сто раз почти умерла.

Сердце то замирает, то разгоняется.

– Хорошо, что ты взрослая. Вот ключ. Триста второй. Иди в номер...

Разочарование подкатывает тошнотой. Хочу уйти, но зачем-то достаиваю.

– А ты? – Вита спрашивает, соблазнительно прикусывая пухлую губу.

– В машину схожу.

Зачем – я понимаю. Тоже взрослая. Просто… Для судьи моего "взрослая" мало.

Закрываю глаза и считаю до десяти, чувствуя, как мимо меня первой проходит послушная Вита.

Тарнавский тоже встает со своего стула.

Может быть я слишком впечатлительная, но кажется, что голой спиной чувствую жар мужской руки и прикосновение жестких волосков, а костяшки чиркают по ягодицам.

***

Я воспринимаю происходящее как личную трагедию и унижение.

Прощение всех грехов отозвано. Судья Тарнавский снова поддан анафеме.

Пью за это сто лет не нужный обжигающий горло шот.

Меняю планы миллион раз. От собраться и уехать посреди ночи, лишь бы не представлять, как через несколько стенок он трахает шлюху-Виту, до вернуться к Игорю и растолкать его, чтобы и самой...

Но это все так тупо, вульгарно и по-детски... А в реальности хочется только плакать.

Чтобы не унижать себя еще и этим – злюсь.

Конечно же, «чисто случайно» выбираю длинный путь к зданию с номерами. Конечно же, «забываю», что он сворачивает к парковке.

Зачем торможу на развилке — не спрашивайте. Количество машин уменьшилось в два, а то и три раза. Человек среди них находится быстро.

Дверь Ауди открыта, но Тарнавский не сидит в ней и не ищет ничего. Стоит рядом, прямо под фонарем, и курит, выпуская дым в небо.

Я ненавижу его. Презираю. Плавлюсь изнутри. Вибрирую. И любуюсь.

Унизительно осознавать, что в сложившейся ситуации искренне хотела бы только оказаться на чужом месте.

Еще унизительней отрицать очевидное и раз за разом находить ему оправдания.

А здесь-то какие? Он спит с Леной, не против разово трахнуть Виту, на меня пялится. Пишет пошлости с анонимной страницы.

Это все складывается в четкий портрет говнюка, но я до сих пор эгоистично хочу, чтобы он докурил, сел в машину и уехал.

Да, выпил. Да, так поступают только безответственные. Но... Мне легче оправдывать безответственность, чем блядский расчет.

Слежу за неспешными движениями и даже слюну сглотнуть боюсь. По плечам ползет ветерок. Ежусь. Веду ладонями по коже.

Неопределенность продолжает одна за другой уничтожать мои нервные клетки.

Если он сейчас потушит сигарету, закроет машину и пойдет к корпусу отеля, “подарит” мне самый большой в жизни комплекс. И настроить себя на то, что так и будет, не могу. Зачем-то даю ему шанс снова оказаться лучше.

В тишине хорошо слышно, как Тарнавский прокашливается. Затягивается опять, подходит к урне. Погасив сигарету, несколько бесконечных секунд смотрит под ноги или на колесо своей машины, потом же хлопает дверью и обходит ее.

Ступает на дорогу, смотрит прямо на меня, даже не делая вид, что только заметил или удивлен.

Приближается, распространяя вокруг слишком мощную для меня ауру. Мне кажется, он устал, раздражен, на что-то зол, но в то же время все по-прежнему у него под контролем.

Обманчиво-спокойное:

– Дежуришь, помощница? – Выстреливает краской в лицо и трепетом в грудную клетку.

Тарнавский делает десять уверенных шагов в мою сторону. А я так и стою, будто вкопали. Ловлю лицом пристальный взгляд.

Нос щекочет запах. Волоски на руках и затылке поднимаются.

Не дождавшись ответа, Тарнавский продолжает:

– Думаешь, мне сейчас может понадобиться твоя помощь? – Вопрос сочится иронией. Я ее впитываю.

– Добрый вечер, Вячеслав Евгеньевич, – здороваюсь, силой заставляя себя опустить руки и сжать их в замке. Мужской взгляд проезжается по телу до того самого замка.

Лизино платье перестает казаться просто женственным и уютным.

– Добрый, Юля. Такси ждешь или...

Молча слежу за тем, как карие глаза возвращаются к моим.