Он водит мастерски. Плавно и красиво. Выглядит так же. Будь я менее осторожной — может и правда влюбилась бы. Кокетничала сейчас. Дурой себя выставила. Похерила дружбу.
Ладно, Юль. Вдох-выдох. Не о том.
Машина мчится по мосту, я мнусь. Надо что-то сказать, наверное… Не успеваю. Говорит он:
— У нас с Лизой немного напряженные отношения сейчас, — смотрит коротко, я теряюсь. Закрываю приоткрытый рот.
Я… Заметила.
— Она изменилась после смерти матери. Я ее не виню. И люблю. Дочка у меня отличная. Но потеряла мотивацию. Ей нравилось радовать Лилю. Когда Лили не стало — она потеряла веру. Думаю, в меня тоже.
Руслан замолкает. А мне и сказать-то нечего. Теперь мое мокрое платье кажется уже не такой проблемой. Я не готова была к откровению.
— Учеба ей не нравится. Четыре года — на моих просьбах сжалиться и взятках. Подружки-лентяйки. В голове — шмотки-шмотки-шмотки. А ты на нее хорошо влияешь. Спасибо тебе, Юля.
Не знаю, что ответить. Дергано киваю.
— Она просто не понимает, что рано или поздно в ее руках окажется серьезный бизнес. Громадная машина…
— Ей двадцать два. Конечно, не понимает. — Перечу тихо, пожимая плечами. Снова ловлю на себе внимательный взгляд. От многозначительной мужской усмешки мурашки бегут по плечам.
— Тебе тоже двадцать два. Но ты другая.
— Если я не буду учиться — улечу домой пробкой.
Даже не знаю, что меня толкает на искренность. Отец Лизы снова улыбается.
Смотрит на меня еще внимательней. Я пугаюсь. Не надо.
— Не хочешь домой?
Не хочу отвечать. Но он ждет, а я неопределенно веду плечами.
Сглатываю, когда наконец-то отрывается. Даю себе клятву, что больше никогда в его дом. Ни ногой.
— А работа есть у тебя, Юля?
Пульс учащается. Я не очень верю в судьбу и эффект бумеранга, но может — это он? Я сделала добро и добро же мне вернется?
— Нет.
— Но хотела бы?
— Собиралась искать. На лето. И может дальше. Если понравится…
Лизин папа кивает. Я с жадностью жду продолжения, но его нет.
Мы довольно долго едем молча. Мужчина ни разу не спрашивает у меня маршрут и не просит повторить адрес. Так хорошо ориентируется или… Или что, Юля? Страшно.
Заезжает в мой двор. Глушит мотор под нужным парадным.
Я жду заветного щелчка замков на дверцах. Его нет. Зато есть направленный на меня взгляд и постукивание по рулю.
По ощущениям — я на полголовы поседела. Не будет больше у Лизы русой подруги с медным отливом. А потом он снова начинает говорить — и на вторую половину:
— У меня есть предложение, Юля. Ты девочка умная. Я узнал. — Вскидываю на «случайного встречного» испуганный взгляд.
— Зачем узнали?
Улыбается обманчиво-мягко.
— Ты умная, старательная, трудоспособная наверняка. Но чтобы задержаться в столице — этого мало, малыш. Поверь мне — я тоже когда-то приехал из ебеней.
Грубость бьет в солнечное сплетение. Выдыхаю.
Видимо, я не была готова ко взрослым разговорам.
— Ты красивая. Тебя захотят. Карьера тебе светит, но скорее всего с условиями. Понимаешь, о чем я?
Киваю, хотя в реальности не хочу понимать. И слушать дальше тоже.
— Будешь работать день и ночь, получать смешные деньги. Тебя будут эксплуатировать. Может, трахать. Потом кинут. И так много-много-много раз…
— Зачем вы это говорите? — Звучу жалко. Вызываю новую улыбку.
— Потому что хочу помочь. За одолжение.
Я замираю, а сердце бьется бешено. Смотрю через окно на свою не свою девятиэтажку.
— Я устрою тебя в лучшую юрфирму. Крупные клиенты. Транснациональные компании. Под крыло к хорошему юристу. На сладких условиях. Съедешь отсюда в центр. Машину купишь. Годик-другой — квартиру тоже. Обидит кто-то — сможешь всегда прийти ко мне.
Звучит так нереально, что я хочу одного: тишины. А ее нет.
— А в чем суть одолжения? Я должна помочь Лизе?
Глупо, знаю, но все равно предполагаю самый лайт.
Который ожидаемо смешит.
Салон заполняет низкий раскатистый смех. Он нагревает кожу лучше поставленного на двадцать пять градусов климат-контроля.
Не угадала, Юля. Не угадала.
— Нет, малыш. За Лизу я тебе благодарен, но в вашу дружбу не лезу. Разбирайтесь. К тебе у меня другое дело. Помнишь такого Вячеслава Тарнавского?
Черт, не надо…
— Он у вас этику преподавал. Лиза говорит, ты ему понравилась. Я дочке верю.
— Она преувеличила…
— Верю дочке, Юля. Верю. Тебе может сложно поверить, но знай, он — та еще гнида. Очаровывать умеет. Пыль в глаза — его конек. Но по факту — продажная гнида.
Молчу.
— Он давно нарывается. На карандаше у всех. Органов. Серьезных людей. Долго в кресле не просидит.
— Я бы не хотела это обсуждать…
Прошу, но безрезультатно. Лизин папа хочет.
— И он сейчас ищет помощника. А ты ему понравилась…
Сглатываю и мотаю головой.
Нет. Зачем я села в машину? Нет.
Тянусь к ручке и дергаю. Дверь ожидаемо не открывается. На моем запястье смыкаются пальцы. Я поворачиваю голову к Руслану Смолину и чувствую себя, как будто парализовало.
Он смотрит требовательно. Понимаю: все уже решено.