— Я только один раз была в городе, в котором не проводится эксперимент, — отвечает Нита. — Там есть электричество, но оно — по расписанию, и каждая семья получает его только на несколько часов в день. То же самое с водой. И очень много преступлений, в которых обычно обвиняют генетически поврежденных. Полиция существует, но она ни с чем не способна справиться.
— Получается, что Резиденция самого Бюро, — размышляю я вслух, — лучшее место для жизни.
— С точки зрения доступа к ресурсам, может быть, — соглашается Нита. — Но в Бюро действует та же подлая социальная система, просто заметить ее немного сложнее.
В зеркало заднего вида я наблюдаю за тем, как исчезают огни Окраины. Мы проезжаем мимо мертвых домов с заколоченными окнами, и я пытаюсь представить, какими они были раньше: чистенькими, ухоженными, обжитыми. Наверное, дворики были огорожены живыми изгородями, зелеными и подстриженными, а окна сияли на закате. Здесь шла тихая и мирная жизнь.
— Зачем мы туда ездили? — спрашиваю я.
— Мы обсуждали наши планы.
В свете огоньков приборной панели я замечаю, что нижняя губа у нее вся искусана.
— И еще я хотела, чтобы они встретились с тобой, человеком из экспериментального города. Мэри раньше подозревала, что такие, как ты, находятся в сговоре с правительством. Глупости. Рафи… был первым человеком, кто доказал мне, что Бюро и правительство лгут нам о нашем прошлом, — она делает паузу, очевидно для того, чтобы я проникся ее словами.
Я ей почему-то верю.
— Бюро говорит о золотом веке человечества, предшествовавшем генетическим манипуляциям, когда все были генетически чисты и везде царил мир, — рассказывает дальше Нита. — Но Рафи показал мне старые фотографии войн.
Помолчав немного, я спрашиваю:
— Ну и что?
— Как ну и что? — возмущается Нита. — Если генетически чистые люди в прошлом имели войну и разруху, то что творится сейчас? Подумай, что толку от их экспериментов? Они просто убеждают людей, что правительство что-то делает для улучшения нашей жизни.
Верно. Правда меняет все. Поэтому Трис отчаянно стремилась добыть видео Эдит Прайор и даже заключила союз с моим отцом. А в данном случае главенствует ложь. Вместо того, чтобы бороться с бедностью и преступлениями, в Бюро воюют с генетическими повреждениями.
— Но почему? — вырывается у меня.
— Люди, вероятно, делают так потому, что их учили. Им всегда твердили, что именно в этом — главная проблема. Но Рафи говорил мне о свидетельствах лживости правительственной пропаганды. Как было изначально? Понятия не имею. Можно найти с десяток причин. Например, предубеждение против генно-модифицированных. Желание контролировать общество. Управлять населением, промывая им мозги. Но такие вещи не происходят в одночасье.
Я подставляю лицо под холодный ветер и зажмуриваюсь. Теперь я не могу сосредоточиться и плыву по течению.
К тому времени мы проходим обратно через туннель, и я наконец добираюсь до постели, солнце почти взошло. Рука Трис, как обычно, свисает над краем кровати, кончики пальцев касаются пола. Сажусь напротив и несколько секунд наблюдаю за ней. Больше — не слова лжи. Она обещала мне, а я — ей. Если я не скажу ей о том, что услышал и увидел сегодня ночью, я нарушу слово. И ради чего? Чтобы спасти ее от опасности? Чушь. Ради Ниты, которую я едва знаю? Потихоньку убираю волосы с лица Трис, так, чтобы не разбудить ее. Ей не нужна моя защита. Она сильная и справится со всем самостоятельно.
24. Трис
Питер расхаживает по комнате, собирая разбросанные книги. Он заталкивает их в сумку, потом выходит в коридор, покусывая кончик свой красной ручки. Я слышу, как сумка колотится по его ноге. Шум его шагов не стихает, и я поворачиваюсь к Кристине.
— Не хочу вмешиваться в ваши дела, но… Что происходит между тобой и Юрайей?
Кристина растянулась по кровати и, свесив ногу на пол, смотрит на меня.
— Раньше вы все время были вместе, — продолжаю я. — Не то, что сейчас.
Сегодня хорошая погода, солнечный свет просачивается сквозь белые занавески. Наше жилище пахнет прачечной, обувью, потом и утренним кофе. Некоторые койки аккуратно заправлены, другие оставлены со скомканными простынями. Хотя большинство из нас принадлежали к фракции лихачей, меня поражает, насколько мы разные. У нас отличаются привычки, темпераменты, взгляды на жизнь.
— Ты, кончено, мне не поверишь, но он, знаешь ли, скорбит, — произносит Кристина и нехотя приподнимается на локтях. — Мне с ним скучно. Кроме того, он же Юрайя.
— Ну и что? Он симпатичный.
— Да, он — красивый, но с ним ни о чем нельзя разговаривать всерьез, — возражает Кристина. — Я сама люблю посмеяться. Но мне нужны отношения, которые для нас обоих что-нибудь бы да значили.
Киваю. Потому что понимаю, что она имеет в виду. Мы с Тобиасом сами такие.
— И потом, — продолжает она, — не всякая дружба превращается в роман. Например, если ты заметила, я пока не кидаюсь на тебя с поцелуями.
— Точно, — смеюсь я.
— Сама-то где пропадаешь? — подмигивает мне Кристина. — Небось с Четыре? Сложением с ним занимаетесь? Или умножением?
Прикрываю лицо руками.