А другого изрезали на мелкие кусочки, живьем — сперва ухо, потом палец, потом нос, — и он все время орал, пока не помер. Они ненавидят и презирают христиан, эти магометане. Нет для них лучшего зрелища, чем мучающийся христианин. Один бедолага сумел-таки бежать, но при этом убил стражника. Когда его в конце концов настигли, ему бы надо было драться до конца, чтоб погибнуть на месте. А так его, несчастного, схватили и потом сбросили с городской стены, и он упал прямо на эти жуткие колья, которых они понавтыкали именно для этой цели, и там и висел, проткнутый насквозь, не в силах сдвинуться ни вниз, ни вверх, и мучился, и его клевали вороны, а женщины приходили и швыряли в него камни и смеялись, когда начинала течь кровь…
Моряк замолк, чтобы перевести дыхание, хотел было продолжить, но Роб перебил его в надежде сменить тему разговора:
— Видимо, это совсем дикие люди.
— Точно, варвары они, жестокие и склонные ко всяким зверствам.
Тут Роб обернулся и обнаружил, что к ним присоединился еще один человек — он стоял рядом, опершись на планшир и не давая ему возможности сбежать, о чем Болито уже подумывал. Это был мужчина, с которым он встречался в убогой конторе господ Хардуика и Бакла, но, когда тот обсуждал свои дела с Кил игру, Роба вывели в другую комнату. Даже за эту короткую встречу Роб успел составить весьма неприятное впечатление об этом человеке. Он не смог бы сформулировать его словами, потому что внешне этот человек выглядел вполне прилично и даже приятно. Но было нечто в его взгляде, какая-то мерзкая расчетливость, хотя он всегда с готовностью вступал в разговор, всячески демонстрируя свое дружелюбие и доброту.
Его звали Уильям Маршалл. Роб решил, что он состоит в каком-то отдаленном родстве с Килигру, потому что у них были похожие лица с мелкими чертами и близко посаженными глазками, одинаково синими и ледяными. Маршалл был старше первого помощника, однако это впечатление могло быть просто результатом долгого пребывания на солнце и под морскими ветрами, которые выдубили его кожу и выжгли многочисленные морщины на лице.
— Вы много плавали в этих местах, сэр? — осведомился Роб, как из любопытства, так и из стремления сменить тему разговора на менее мрачную.
— Я ходил в Берберию четыре или пять раз и всякий раз клялся, что это плавание будет последним, — ответил Маршалл, накручивая на палец прядь из своей седой бороды. — Климат там поганый, а тамошние обитатели еще поганее. Но там можно делать хорошие деньги, так что я постараюсь поскорее сколотить себе приличные денежки, чтоб осталось несколько лет насладиться ими. Да-да, даже среди этих африканских подонков, как их называл умница Марло.
— Марло?
Маршалл обменялся с моряком насмешливыми взглядами.
— Ха! Да этот малый даже не слыхал про Кита Марло, самого блестящего драматурга, когда-либо осчастливившего наши берега своим творчеством!
Моряк пожал плечами.
— Парень еще слишком молод, — заметил он вполне справедливо. — Марло был похоронен еще до того, как он родился.
Маршалл вздохнул:
— Вот и говори после этого о бессмертии… Лучше уж горшок золота прямо здесь и прямо сейчас, так я считаю. — Он обернулся к Робу, и его глаза блеснули. — Эти мерзкие пираты из Алжира, эти проклятые ублюдки, эти африканские подонки — он их насквозь видел, этот Кит Марло! Тебе бы не помешало как-нибудь прочитать хоть что-то из его вещей, если книга попадет тебе в руки. — Тут он встал в задиристую позу и продекламировал звенящим голосом:
И изысканным жестом пронзил Роба воображаемым клинком.
— Да, еще несколько лет назад я выступал на сцене! — Он вздохнул. — Прекрасное было времечко, просто отличное! Ах, как народ аплодировал, когда Тамерлан швырял в огонь священную книгу магометан и плясал на ее пепле!
— У нас в Корнуолле театр не пользуется особой популярностью, — неуклюже попытался оправдаться Роб. — К тому же, как я полагаю, мы слишком уважаем печатное слово, чтобы сжигать книги, даже если они не наши.
— Храни меня Господь от ссылки в провинцию! Ничего удивительного, что Джон предпочитает большую часть времени болтаться в городе. А если женщины в Корнуолле такие же праведницы, как ты, то там у вас вообще нет никаких развлечений.
— Мне всегда казалось, что Уилл Шекспир больше популярен, чем Кит Марло, — заметил моряк, не желая быть исключенным из разговора.
Маршалл скорчил презрительную гримасу:
— Ну, старина Шейк-э-стик79
немного слабоват, он какой-то мягкий, прямо как масло, и вечно пресмыкается перед той партией, что сейчас у власти, да к тому же слишком многословен. Господи помилуй, некоторые монологи у него — это что-то невообразимое!.. Никогда не мог запомнить весь этот проклятый текст роли, вечно забывал куски, хоть и старался сорвать аплодисменты…