Преданное прошлое

Но реальность быстро вернула меня обратно на землю. Огромный и уродливый викторианский вокзал, серый и угрожающий, да еще и пронизывающий насквозь настоящий корнуольский ветер с изморосью, которая тут же добралась до самых корней волос — и всего-то за те несколько секунд, что потребовались мне, чтобы пересечь платформу и укрыться под навесом. Элисон ждала меня возле вокзального буфета, тоже дрожа. Обнимая кузину, я с грустью думала о том, что смелая, яркая и отчаянная девушка, с которой мы почти одновременно справляли двадцатилетие — та, которая могла, набравшись «дури», промчаться голышом по местному парку; которая в два часа ночи, утратив всякую способность ходить после трех явно лишних порций текилы, забиралась на кладбище при церкви Сент-Николас в Дептфорде, твердо вознамерившись показать мне мемориалы Киту Марло и великому корабелу семнадцатого века Джону Эдди; та, которая могла плясать до упаду, веселиться до рассвета и клясться при этом, что никогда не будет старухой, — превратилась теперь в жалкую и не уверенную в себе особу с сильной проседью в волосах и испещренным морщинами лицом.

Пока они с Эндрю жили в Корнуолле, мы с Элисон поддерживали дружескую связь, подолгу трепались по телефону, она периодически навещала меня в Лондоне, когда ей хотелось забыть про свой замужний статус и притворяться, что мы флиртуем с молодыми людьми в пабах у Темзы.

Она никогда не приглашала меня в этот дом; сейчас я должна была увидеть его в первый раз, если не считать тысяч фотографий до и после ремонта.

Дом находился в нескольких минутах езды от вокзала. Это было расползшееся во все стороны фермерское строение в холмах к северо-востоку от Пензанса. Он понравился ей с первого взгляда, несмотря на то что был запущен и заброшен; здесь много лет никто не жил. Элисон буквально силком заставила Эндрю купить строение, сразу оценив потенциальные преимущества, и Эндрю, которому и так еще очень многое предстояло сделать, в конце концов сдался и предоставил жене возможность поступать так, как вздумается, в том числе и с его деньгами. Они затратили на восстановление этого дома гигантские усилия, до предела напрягая воображение, и кучу времени, и это было видно с первого взгляда, едва мы свернули на подъездную дорожку. Перед домом был разбит настоящий регулярный английский парк — концентрические круги клумб вокруг лавровых деревьев, шпалеры лаванды и выложенные вручную галечные дорожки. В центре освещаемого солнцем патио красовался фонтан, украшенный гладкими белыми голышами по темному фону, но вода в нем была стоялая и тихая, лишь чуть покрытая едва заметной рябью.

Внутри дом был весь в свежей и яркой краске — стены желтовато-белые, ковры мягких светло-зеленых оттенков; коврики ремесленной работы тоже мягких тонов, современные картины, сплошь морские виды и натюрморты с рыбой, смотревшиеся как оригиналы, солидная мебель, тяжелая, темного дерева, и все это в совершеннейшем порядке.

Здесь царило ощущение свободного пространства, простоты и спокойствия. Только совершенно не чувствовалось присутствия Эндрю, ни в чем. Все вокруг создавало ощущение четкого порядка и равновесия. И было трудно поверить, что под этой самой крышей человек так недавно и так жестоко свел счеты с жизнью.

— Я тебя поселила в нашу комнату. Надеюсь, ты не против. Там своя ванная, и открывается отличный вид, — извиняющимся тоном добавила Элисон.

— Ну и ладно, — соврала я, хотя при мысли о супружеской спальне у меня побежали по спине мурашки.

Поднимаясь наверх, я обратила внимание, что ее взгляд неизбежно устремляется к лестнице на чердак, но сразу же резко уходит в сторону — при воспоминании о том, что там произошло.

Элисон приготовила чай, и мы пошли его пить в садик на заднем дворе. Там, посреди грядок, от которых исходили ароматы мяты и тимьяна, она рассказала мне, как они вдвоем перестраивали и ремонтировали этот фермерский дом, комнату за комнатой, по мере поступления денег, пока не добрались до чердака, который перестроили только в этом году. Вдвоем перекопали весь двор, вытащили все старые каменные и бетонные плиты и вместо них устроили цветочные клумбы, посадили деревья и разные растения. На некоторое время этого оказалось вполне достаточно: тяжелый физический труд вымотал обоих, поглотил все время, снова бросив их в объятия друг друга, соединив в совместном проекте, которым они оба так гордились и в котором похоронили свое не слишком счастливое прошлое. Но оказалось, что перестройка чердака стала своего рода последней каплей. После того как они с этим покончили, Эндрю ушел в себя, становясь все более и более неразговорчивым и раздражительным, — полная противоположность тому живому, общительному и неугомонному Эндрю, которого я знала.

Начал сильно пить, пренебрегать сперва только семьей, а потом и работой. Он занимался торговлей через Интернет, и не потребовалось много времени, чтобы его бизнес пришел в упадок, а долги выросли до небес.