Преданное сердце

— А разве вас так не называют — «чушка» или "деревня"?

— Те, кто к нам хорошо относится, — никогда.

— Да? А я и не знала. А где вообще это Теннесси? Около Луизианы?

— Да, недалеко.

Значительно позднее я понял, что Эллен, должно быть, считала, будто «чушка» и «деревня» — просто безобидные прозвища, однако в то время эти слова звучали так же оскорбительно, как «черномазый» или «жид». После обеда Тони предложил съездить на Ванзее. Девушки пришли от этой идеи в восторг, но я сказал, что у меня по горло работы, и на этом наши отношения с Эллен Кэвендер закончились.

Что ж, по крайней мере Великий Счетчик старался. Еще одну попытку он предпринял на следующей неделе. Однажды после работы меня окликнул Эд Остин:

— Эй, Хэм, пошли со мной. Я тут в гости собрался. К немецким студентам. Неплохая квартирка. Забавно. Пошли.

Я пошел. Было и вправду забавно, и квартирка оказалась неплохой. Хозяева — четверо молодых ребят — называли ее по старинке "Bude",[53] хотя в ней было целых пять комнат, а окна выходили на Тиль-парк. Ребята учились в Свободном университете, который находился недалеко от их дома, и в этот вечер они позвали множество друзей на пиво с сосисками. С немецкими студентами я общался впервые, и мне было интересно ходить между ними и слушать их разговоры. Как же много они говорили о политике! Почти все собравшиеся были членами Христианско-демократического союза, и им определенно не нравились последние изменения в жизни университета: слишком много там стало левых, слишком много социалистов. Еще говорили о театре, причем впечатление было такое, будто они ходят туда каждый вечер. Все было не так, как в Америке, где на вечеринках мы обычно обсуждали другие вечеринки — и прошедшие, и предстоящие. Девушки здесь не особенно увлекались косметикой, но некоторые из них были весьма хороши собой. Через какое-то время я заметил двух девушек, оживленно болтавших друг с дружкой, и решил подойти к ним попытать счастья. Мы познакомились, и девушки улыбнулись. Одну звали Барбара Умбах, она жила в Берлине, другую — Карин Хаух, она приехала из Гамбурга. После того как Барбара сказала, что в другом углу комнаты стоит ее жених, я сосредоточил все свое внимание на Карин. Выяснилось, что отец ее работает в частной автотранспортной компании "Кюне и Нагель" и что в Гамбурге они живут на Ауссенальштер, что, как я слышал, было совсем неплохо.

Девушки обменивались впечатлениями о том, как замечательно провели каникулы — в Афинах и в Венеции, на Майорке и на Лазурном Берегу. Оказалось, что семейство Хаухов думает на будущий год поехать во Флориду. Как я считаю, им понравится в Майами? Потом Карин еще расспрашивала об Америке и о том, откуда я родом, но слово «Теннесси» ей ничего не говорило. Это не рядом с Айдахо? М-м, пожалуй.[54] Вскоре я почувствовал, что все идет как по маслу. Барбара, наверно, была того же мнения, потому что отправилась искать жениха, оставив нас с Карин вдвоем. Мы говорили о книгах и музеях, об автомобилях и яхтах, и я заметил, что наши взгляды начинают встречаться все чаще и чаще, а пару раз Карин дотронулась до моего плеча. Начало, решил я, отличное, и спросил:

— Может быть, как-нибудь поужинаем вместе?

— Когда?

— Скажем, в следующую пятницу. "Борзенштубен"[55] подойдет?

— Мне больше нравится «Риц». Я помешана на восточной кухне.

— "Риц" так «Риц». Дай мне твой адрес, и я за тобой заеду, например, в семь?

— Может, это тебе не по дороге? Где твоя "Bude"?

— У меня нет «Bude». Мы с Эдом живем в доме в нескольких кварталах отсюда.

— Как, вы, двое студентов, имеете собственный дом?

— Ну, не собственный, там еще живут люди, а потом, видишь ли, мы не студенты. Мы военные.

Реакция у Карин была такой, как будто я сказал, что мы извращенцы.

— Военные? Американские военные?

— Это что? Так ужасно?

— И кто же ты — лейтенант?

— Специалист второго ранга. Это что-то вроде сержанта.

— Так вы сержанты?

— Сержанты. Вряд ли нас ждет блестящая карьера.

— Ну, мне это безразлично. Вы, конечно, очень приятные ребята, но я обещала отцу никогда не встречаться с солдатами.

— Но мы не носим военной формы. Никто и не узнает, что я солдат.

— Я это буду знать. И если отец меня спросит, я расскажу ему всю правду. Я никогда не лгу.

— Пару лет назад я был студентом.

— Но теперь-то ты солдат. Так что извини. Спасибо за приятную беседу. — И, пожав мне руку, она удалилась на поиски чего-нибудь более чистого и светлого. Потом я снова увидел Карин и Барбару вместе — они прямо-таки покатывались со смеху. И хотя смеяться они могли над чем угодно, я не мог отделаться от мысли, что смеются они надо мной.

Итак, две попытки Великого Счетчика закончились провалом. Но я, сидя дома или в пивной, по-прежнему ощущал какой-то внутренний зуд. Я совершенно не мог понять, как Манни может так жить — все время читать и быть этим вполне довольным. Однажды вечером, проходя мимо его комнаты, я заглянул в приоткрытую дверь: он сидел, погрузившись в очередную книгу.

— Опять что-нибудь новенькое, Манни? — спросил я. Он показал мне обложку — это было "Бегство от чародея" Айрис Мердок.