Преданный

Он прячет руку за спину. Черт, его пистолет. Вспомнив угрозу Данте, я вырываюсь из его хватки и крепко хватаю Луку за локоть. Он хмуро смотрит на меня.

— Не надо, Лука, — твердо говорю я.

— Уходи, — я указываю на лестницу и киваю в ее сторону.

Данте смеется позади нас. Клянусь, как только Ева освободится, как только все узнают правду, его ждет мучительная смерть. Эта мысль держит меня.

— Роза, отойди, — рычит Лука.

Я твердо стою на месте между ними двумя.

— Нет. Все кончено. Между нами все кончено, Лука.

Его зеленые глаза смотрят мне в душу. Этот мужчина знает меня лучше всех. Он знает, как сильно я его люблю. Я должна верить, что он поймет, что что-то не так. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Конец игры, Роза, — шепчет он.

Одно это слово вселяет в меня надежду, когда я наблюдаю, как он уходит от меня.

ГЛАВА 68

Лука

— Лука, поговори со мной, — слышу голос Грейсона, но у меня просто не хватает сил ответить. Я мертв внутри. Что это было?

— Я разорву каждого из этих засранцев на части за это. Мы должны вытащить Розу оттуда. Позвони Фрэнки, пусть встретит нас, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Уже сделано. Он в пути. Нам нужно теперь действовать продуманно.

Он прав. Но мне все равно. Сначала я хочу перерезать Марии горло. И наблюдать, как жизнь покидает ее тело, за ней — Данте. Я не могу встретиться с Келлером лицом к лицу. Я не могу быть тем, кто вырвет и его сердце.

— Черт! — бью кулаком по консоли передо мной.

— Лука. Роза жива, свадьба состоится, верно? У него есть мотив для этой свадьбы, мы это знаем. Итак, мы возвращаемся в дом, вводим Фрэнки в курс дела и планируем следующий ход. Ты видел, на что они способны. Роза сыграла свою роль, Лука. Она тебя не подвела. Она не имела в виду ничего из того, что сказала. Возьми себя в руки.

Может, она и не хотела, но это было больно, это точно.

— Я хочу убить его, Грейсон, — мои руки трясутся от ярости.

Что, если он причиняет ей боль? Что, если я не смогу ее спасти?

— Ты сможешь. Что бы ты ни делал прямо сейчас, это подвергает ее еще большей опасности. Поверь мне, у меня было достаточно ситуаций с заложниками, — Грейсон сворачивает машину на подъездную дорожку к конспиративной квартире и оглядывается.

В горле у меня перехватило. Я не могу дышать.

Он протягивает руку и кладет ее мне на плечо. — Лука. Успокойся.

Я едва слышу его. Я продолжаю дергать дверь и вертеться на сидении, чтобы начать пинать ее.

— Черт! — кричит Грейсон.

Я бросаюсь вперед, когда машина резко останавливается. Он исчезает со стороны водителя. Моя дверца распахивается, и Грейсон хватает меня за руку и вытаскивает из машины.

— Пойдем, приведем тебя в порядок и выпьем стаканчик скотча.

Он отпускает меня, и я смотрю на свои трясущиеся, окровавленные руки.

Мама.

Содержимое моего желудка подступает к горлу. У меня так кружится голова. Я отворачиваюсь от Грейсона, и меня тошнит прямо на тротуар.

Он хлопает меня по спине. — Все в порядке, Лука.

— Не все в порядке, — прохрипел я.

Мой мир рушится.

Он хватает меня за руку. — Пошли.

Он ведет меня мимо вооруженной охраны возле конспиративной квартиры. Проведя нас на кухню, он выдвигает белое кожаное кресло за обеденным столом. В доме жутко тихо. Все, должно быть, уже спят.

Тяжело усаживаясь, я наклоняюсь вперед. Голова падает в руки, и я вцепляюсь в волосы. Воспоминание о ней, лежащей там в луже крови, снова и снова всплывает в моей голове.

— Грейсон? Это ты? — шепчет Мэдди.

— Иди сюда, солнышко, — зовет он в ответ.

Она резко останавливается.

— Лука, боже мой. Что случилось? — она плачет, бросаясь ко мне.

Я беззвучно качаю головой. Не могу произнести ни слова. Если я скажу, это значит, что ее действительно больше нет.

Грейсон ставит передо мной большой стакан скотча, и я, запрокинув голову, залпом выпиваю обжигающий напиток.

Грейсон нежно касается ее бедра. — Любимая, можешь сходить за Келлером?

Такое чувство, будто я нахожусь в чужом теле. Я здесь. Но меня нет.

Мэдди выходит из комнаты, и Грейсон садится рядом со мной, держа в руке бутылку скотча. Я протягиваю ему свой стакан, и он наливает мне еще.

Я не знаю, сколько я выпил. Но боль все равно не проходит, значит, нужно еще.

— Грейсон, что происходит? — глубокий голос Келлера эхом разносится по дому. — Черт. Лука. Расскажи мне.

Он садится рядом со мной, когда я делаю глубокий вдох.

— Мама умерла, Келлер. Она ушла, — мой голос срывается.

— Нет, — резко отвечает он.

Келлер переводит взгляд то на Грейсона, то на меня. Понимание приходит к нему, когда он замечает кровь на моей рубашке.

Мое сердце разрывается на части, когда он кричит, швыряя бутылку скотча в стену.

— Я их убью! — он пинком отбрасывает стул и начинает ходить за моей спиной.

Я смеюсь. Я действительно смеюсь.

Я разрушаю всех вокруг себя, и я не могу это остановить.

— Келлер. Сядь, — предупреждает Грейсон своим военным тоном, проводя рукой по волосам.

— Возьми еще бутылку скотча, Грейсон, — опираясь локтями о стол, обхватив голову руками, я даю волю слезам.

Все, что я могу видеть — это она.

Грейсон наливает.

— Бутылку, а не стакан, — я протягиваю руку.