Преданный

Его глаза ищут мои, когда он откидывается на спинку стула.

— Может быть. А может и нет. Я никогда не знаю, что меня ждет.

Я отодвигаю от себя тарелку с недоеденной едой.

— Мой отец изменился с тех пор, как убили маму.

Я смаргиваю слезы. Трудно говорить о своей маме. Я никогда не рассказываю о своих страданиях.

Его теплая ладонь на мгновение ложится на мое колено.

— Мне так жаль.

Я смотрю на его широкую ладонь с татуировкой, выглядывающей из-под белой манжеты.

— В нашем доме произошел взрыв. Мне было всего четырнадцать. Все произошло так быстро, что я мало что помню. Вот мы с Евой придумывали танцевальные номера в саду. А следующее, что я помню, я очнулась в больнице. Моя мама, нона и еще несколько человек были убиты.

Я сдерживаю слезы, чтобы не разрыдаться. После ее смерти мой отец даже не упоминал ее имени в доме. Все фотографии исчезли. Он даже оттолкнул меня, потому что у меня были ее темные глаза.

— Все, что его волнует, — это власть. Мы потеряли наш дом на Сицилии из-за его войны с Капри. А потом он привозит нас сюда и снова ломает.

Я закрываю лицо руками.

— О, Роза, — его голос мягкий и успокаивающий.

Я спрыгиваю с барного стула, в груди что-то сжимается. Чувство, которое я слишком хорошо знаю.

Я слышу, как он зовет меня вслед, когда я бросаюсь в свою комнату и захлопываю дверь.

Я просыпаюсь, зевая, и прижимаюсь к Луке без рубашки. Он обнимает меня своей сильной рукой и притягивает ближе.

За последние две недели мне приснилось всего пару кошмаров. Оба раза он заключал меня в объятия и шептал:

— Это я, Лука. Я здесь. Ты в порядке, малыш. Никто не причинит тебе вреда.

Затем укачал меня, чтобы я снова заснула.

Я чувствую себя как новенькая. Та, кто действительно спит и просыпается без похмелья.

— Доброе утро, малыш, — его голос хриплый, а дыхание щекочет мне голову.

Я закатываю глаза.

— Я действительно не такая уж и маленькая.

Он поворачивается на бок и ухмыляется мне. Его темные волосы растрепаны на макушке, и у меня возникает странное желание запустить в них пальцы.

Огонь разгорается внутри меня, совершенно чуждое чувство, которое заставляет меня сжать бедра вместе. Я хочу этого мужчину, я просто не знаю, что с этим делать. Он никогда не захочет такую сломленную женщину, как я.

— Ты хорошо спала прошлой ночью.

Он усмехается, его зеленые глаза озорно искрятся.

— Почему ты так говоришь? — я наклоняю голову, чтобы лучше видеть его лицо.

Он прикусывает нижнюю губу.

— Возможно, ты схватила за мой член во сне, а возможно, и нет.

— Нет! Я этого не делала!

Я задыхаюсь. Меня охватывает смущение. Теперь мои щеки пылают.

— Ты это сделала. Это меня и разбудило.

— Боже мой, мне так жаль.

Я закрываю лицо руками. Он отводит их, и его губы растягиваются в улыбке.

Я начинаю паниковать. Что, если он заставит меня вернуться в мою собственную комнату? Я наслаждаюсь этими спокойными часами сна.

— Эй, все в порядке. Не волнуйся. Я могу придумать кое-что и похуже, чем быть облапанным во сне маленькой итальянской красавицей, которая лежит у меня в постели.

Он закидывает одну из своих татуированных рук за голову, приподнимаясь и наблюдая за мной.

Он считает меня красивой?

Я хлопаю ресницами, глядя на него.

— Прости, что?

Он смеется и отодвигается на другую сторону кровати.

— Давай, нам пора вставать. У меня есть кое-что для тебя внизу, а потом я должен на работу. Чем быстрее я разберусь с этим, тем скорее ты получишь свободу.

Моя реальная жизнь. Это как удар в живот. Думаю, он просто потакает бедному маленькому выздоравливающему наркоману. Я знала, что у него нет тех чувств, что есть у меня.

Я вздыхаю и отодвигаюсь от него, выбираюсь из кровати и хватаю свой черный шелковый халат, который висит за дверью. Оборачиваюсь я замечаю, что он пристально смотрит на меня, а его глаза сканируют мое тело, отчего у меня трепещет в животе.

— Ну, что меня ждет внизу?

Он сбрасывает одеяло, обнажая свое мускулистое тело. Темные узоры татуировки стекают по его правой руке и груди. Он надевает серые спортивные штаны и черную толстовку с капюшоном. Возможно, он всегда сногсшибательно одет, когда выходит из дома, но как только он возвращается домой, он уже переодевается в свою удобную одежду и готовится к просмотру марафона фильмов на диване.

Я открываю дверь, и мы идем вниз. Когда я достигаю последней ступеньки, он ловит меня за руку, и я останавливаюсь.

— Подожди, я хочу сначала проверить, на месте ли он.

— Хорошо, — я смеюсь. — Тогда я подожду.

Он кивает и направляется в гостиную. Я подхожу к журнальному столику напротив лестницы, заваленному фотографиями. Он, Келлер и Грейсон, когда Келлер выиграл свой чемпионский бой. На другом снимке Лука сидит, улыбаясь, и обнимает свою племянницу Дарси, а ее брат Макс прижимается к нему с другой стороны.

И фотография Луки, Келлер и пожилой дамы, которая, как я предполагаю, миссис Руссо. Я прищуриваюсь — клянусь, она выглядит смутно знакомой.

— Готово! — кричит он.

Когда моя нога ступает на последнюю ступеньку, я останавливаюсь как вкопанная, обнаружив, что он сияет, как идиот, направляя на меня огромную камеру.