Преданный друг (СИ)

Лаврик все смотрел на меня, пока я говорила, и я замолчала, понимая, что что-то не так. Он чуть подвинулся ко мне, не спуская с меня взгляда, тяжело вздохнул, будто решаясь, но зная, что все равно придется сказать.

— Ник. Пока я здесь, мы должны поговорить с Егором.

И ему пришлось схватить меня за руку, когда я издала какой-то сдавленный писк и попыталась встать. Но мое сердце при звуке имени Егора дало сбой. Наша последняя встреча, наша обернувшаяся полным провалом попытка сделать вид, что все хорошо, сорвала с меня весь тот тонюсенький панцирь, которым, как я считала, обросла моя душа, и показала мне единственную неприглядную правду: я все еще люблю его. Я все еще умираю без него, но ничего уже обратно не вернуть, а значит, мне придется и дальше жить в этой вечной агонии, зная, что Егор совсем близко, а я даже не могу коснуться его руки.

— Лаврик… — сказала я тихо, зная, что сейчас он видит все мои чувства в моих глазах. — Я не смогу с ним разговаривать. Не надо.

— Я уже позвонил ему, Ник. Мы договорились встретиться завтра вечером… мы трое: ты, я и он.

Но я уже качала головой.

— Я не пойду. Я начну плакать, я буду сидеть и…

— Ты пойдешь. Ника, ты пойдешь, и ты это знаешь, потому что тебе это нужно так же, как и мне. — Он сжал мою руку крепче, глаза его были темны и полны решимости. — Мы должны рассказать ему всю правду. Он имеет право ее знать.

Я вырвалась из этих сильных рук и встала, не позволив Лаврику продолжить, не желая даже слышать произнесенных этим резким голосом слов.

— Я никуда не пойду, — повторила, отчаянно и твердо глядя ему в глаза. — Я не хочу все снова вспоминать, я еще не забыла, так что я никуда с вами не пойду!

Трусливый заяц, зашептало мне на ухо прошлое голосом Егора, засмеялось, попыталось схватить в охапку и снова унести меня туда, где наша дружба была крепкой, взгляды — прямыми и честными, и до момента, когда мы предали нашего лучшего друга, еще оставалось много-много поцелуев и слов.

Я не позволила ему этого. Я бросилась в спальню к своему настоящему, принявшему облик моего маленького сына, и прижалась к нему в поисках защиты, укрывшись одеялом и безудержно дрожа.

* * *

…Они лежали в палатке вдвоем. Была ночь, и в тишине было слышно только их дыхание и биение сердец. Одна рука Егора обнимала Нику, пальцы второй шагали туда-сюда по не прикрытому рукавом футболки предплечью, и эта простая близость и простое прикосновение доводили ее до безумия, от которого в голове все мутилось.

— Не боишься, трусливый заяц? — прошептал он, лаская теплым дыханием ее ухо, и она погладила его лицо в темноте, задрожав, когда Егор повернулся, чтобы коснуться ее ладони губами, и сказала, что нет. — Совсем-совсем? Вот прямо совсем?

— С тобой нет, — сказала она.

Его рука соскользнула с ее плеча к груди, и их дыхание в ушах друг друга вдруг стало горячим и громким, как бой барабанов.

— Я тебя люблю, — шептал он, осыпая поцелуями ее лицо, а Ника сжимала пальцами его мягкие волосы и повторяла эти слова вслед за ним. — Смешная, рыжик мой, не могу я без тебя, Ника, совсем не могу…

Они остановились задолго до края — и он, и она решили уже давно, что первый раз у них будет после выпускного, но то, что произошло между ними в той палатке, а, точнее, то, чегонепроизошло, сделало их еще ближе. Вернувшись из похода, они почти не расставались и все больше времени проводили вдвоем.

— Я не хочу, чтобы ты думала, что я из тех парней, которые ухаживают за девушкой только из-за «этого», — сказал Егор как-то уже весной, когда Ника прибежала к нему, чтобы обрадовать известием о том, что ее платье для выпускного, зеленое с золотым, длинное, красивое, уже готово. — Нам ведь некуда торопиться, правда, Рыжик? Мы ведь никуда друг от друга не денемся.

Он ошибался.

Ближе к лету тяжело заболела бабушка Егора, и родители, собравшись, решили, что вся семья должна съездить к ней. Остаться было невозможно — бабушка могла умереть, так и не повидав внука, и семейство Ковальчуков ранним июньским утром село в поезд до Ростова, а оттуда в Одессу.

Ника думала, что не сможет разжать рук и отпустить Егора, а так и будет стоять, обнимая его и прижимаясь щекой к его груди, пока его губы касаются ее лба, и Ульяне Алексеевне пришлось кашлянуть, чтобы напомнить, что уже пора идти.

— Я уже скучаю, — сказала Ника тихо, глядя ему в глаза.

Егор сжал ее плечи и с видимым усилием отпустил.

— И я.

Она и Лаврик остались на платформе. Егор взошел на подножку, но не пошел к купе, а так и остался стоять, глядя на вытирающую слезы Нику, пока поезд не двинулся по рельсам прочь.

Это был последний раз, когда они касались друг друга.

ГЛАВА 7. НИКА

Сначала Ника решила не идти на выпускной вечер, хоть и ждала его, хоть и приготовленное, заботливо выглаженное и повешенное в шкафу на плечики зеленое струящееся красивое платье ей очень нравилось и очень шло. Но что ей там было делать? Егор уезжал, Лаврик будет там со своей Майей, а других близких друзей у нее не было.

Она сказала, что не пойдет.

Не хочет.

И очень удивилась, когда Егор неожиданно стал настаивать и убеждать.