Преданный друг (СИ)

— Ты только не говори Егору, — взмолилась она, когда они вышли из кафе и пошли через всю деревню к ее дому. Она очень надеялась, что от холодного воздуха хоть немножечко протрезвеет, но пока была вынуждена цепляться за Лаврика и подавлять приступы глупого смеха. — Я умру, если он узнает, что я столько выпила.

— Это ты не говори Егору, — сказал Лаврик, очень сосредоточенно переставляя ноги, которые и его тоже не совсем слушались. — Я же обещал ему, что буду присматривать за тобой, а сам … Держись! — завопил он, когда Ника споткнулась снова и почти рухнула ему на руки, и вдруг захохотал, прижимая ее к себе, и она вместе с ним, сама не зная, отчего. — Нет, Никанор Палыч, мы с тобой сегодня просто отвратительно пьяны. Хорошенькое начало взрослой жизни, а?

— Да здравствует взрослая жизнь! — провозгласила Ника, воздев кверху кулак.

С неба в ответ на ее слова хлынул проливной дождь.

— Ника, бежим! — дернул ее за собой Лаврик. — Бежим!

Они добежали до летнего домика, стоящего у Лаврика во дворе, с хохотом заскочили туда, стали вытирать с себя и друг с друга воду…

— Вот это был забег, — смеялся Лаврик, наблюдая за тем, как она отжимает мокрые волосы полотенцем, которое он ей дал, и одновременно включая электрокамин. — Вот это ты бегунья, Ника, ну ты даешь, я никогда не видел, чтобы девчонка так резво бегала на каблуках!

— Я настоящая мокрая курица! — возмущалась и одновременно смеялась вместе с ним Ника. — Лаврик, мы же тут замерзнем насмерть! У меня зубы стучат!

Но он уже накрывал ее плечи маминой кофтой и тащил к камину, от которого поднимался теплый воздух.

— Садись. — Ника послушно плюхнулась на диван, вытянула к камину руки. — Грейся.

— А ты? — тут же озаботилась она.

— И я. — Лаврик стащил с себя мокрую рубашку, натянул старую футболку поверх мокрого тела и, сев рядом с Никой, тоже вытянул руки к камину, как к костру. Ника доверчиво положила голову ему на плечо, и он машинально обнял ее и погладил по спине. — Сейчас немного обсохнем и я отведу тебя домой. Мамину кофту потом вернешь. В ней пойдешь.

— Лаврик, миленький, неужели мы скоро расстанемся? — сказала она, вдруг неожиданно чувствуя, что готова расплакаться от осознания того, что вот-вот потеряет своего лучшего друга, и подняла голову, чтобы поглядеть на него. — Мы ведь не потеряемся, правда? Я буду так скучать!

— Да с чего бы мы потерялись! Ведь не на другую же планету летим, найдемся! — сказал он возмущенно. — Никуда мы не денемся друг от друга, вот увидишь, Никанор Палыч, я тебе обещаю и клянусь!

Лаврик порывисто потянулся, чтобы поцеловать Нику в холодную от дождя щеку…

Ни она, ни он не поняли, как вышло, что вместо щеки под его губами оказались ее губы.

ГЛАВА 8. НИКА

Как влюблённость старо, как любовь забываемо-ново:

Утро в карточный домик, смеясь, превращает наш храм.

О мучительный стыд за вечернее лишнее слово!

О тоска по утрам!

(Марина Цветаева)

Ника сидела на диване, обхватив колени руками, и уткнувшись в них, горько плакала. Растрепанный и злой Лаврик ходил туда-сюда по комнате, ероша волосы, чертыхался от беспомощности, садился рядом, вставал, снова садился…

— Ник, да хватит! — взорвался он наконец. — Прекрати реветь, слезами тут не поможешь!

— Я — ничтожество, Лаврик! — Голос ее осип, но она повторяла эти слова снова и снова, вытирая слезы о подол платья, которое больше не наденет никогда, потому что слишком о многом оно будет ей напоминать. — Я — последняя дрянь, я предательница, я самая настоящая предательница!..

Лаврик опустился на диван рядом с ней, и Ника неосознанно отстранилась, но тут же всхлипнула, устыдившись себя, кинулась к нему на шею и зарыдала еще горше.

— Лаврик, что мы наделали? Как мы могли?..

— Тише, тише. — Он погладил ее по голове, такой же растерянный и ошарашенный, как и она, и такой же слишком хорошо понимающий, но все же не осознающий до конца, что только что между ними произошло. — Мы просто. Мы… черт… Ника, я не знаю, я…

— Я — дрянь, — выговорила она глухо ему в шею. — Я — тварь. Я — шлюха. Я…

Лаврик сжал ее волосы и потянул голову вверх, причиняя боль, заставляя замолчать, чтобы не слышать этих мерзких слов.

— Все, перестань, слышишь меня? — Его голос был резким, как клекот птицы, в черных антрацитовых глазах горела злость. — Это я виноват! Ты вовсе не… шлюха и не смей так говорить о себе! Это я, и я скажу Егору, когда он вернется…

— Дачтоты скажешь?! — вскричала Ника, отталкивая его от себя так же порывисто, как только что обнимала. — Что виноват только ты, то есть ты меняизнасиловал? — Она яростно замотала головой, спутанные волосы упали ей на лицо. — Нет, нет, Лаврик, это я, это все я! Яизменила своему парню с его лучшим другом, ялишилась с ним девственности, я…

Ника съежилась на диване и закрыла лицо руками.

— Господи, — она застонала, как смертельно раненый зверь, — господи, что я скажу Егору, как я посмотрю ему в глаза?