Преданный друг (СИ)

— Ник, никто не может запросто отнять у матери ее ребенка, — сказала она наконец, и от облегчения у меня сердце сжалось, казалось, еще сильнее, чем от страха. — Нет, можно, конечно, похитить и увезти в другой город или страну насильно, но это уже преступление, а твой муж точно не преступник. Но если даже, положим, он решится и напишет иск о передаче сына ему на воспитание... Забрать ребенка у любящей матери просто потому, что у его отца больше денег? Потому что в его квартире больше комнат? Потому что во дворе стоит шикарная машина, а под окном — супермаркет, а не огородные грядки? Нонсенс. — Он дернула плечом. — Ну напишет он исковое заявление. Ну придут к тебе в дом органы опеки. Ну увидят, что у тебя чисто, что ребенок сыт, одет и обут, и что ему с тобой хорошо. И?

Она приподняла уголок губ в ободряющей улыбке.

— Ты работаешь, у тебя есть свой дом, у ребенка есть место в этом доме. Тебе помогает мама. Вот если бы ты была алкоголичкой, проституткой или наркоманкой, тогда да. Или если бы ты избивала ребенка или издевалась над ним, скажем, унижала его достоинство, голодом морила, запугивала... — Она чуть прищурилась и посмотрела на меня внимательнее. — Не избиваешь, не издеваешься?

При мысли о том, чтобыизбитьОлежку илипоиздеваться над ниму меня потемнело в глазах. Кира рассмеялась, впрочем, по-прежнему невесело.

— Я повторяюсь, но порой самые близкие люди творят самые страшные вещи.

— Даже не хочу слушать, — содрогнувшись, сказала я.

— Ладно, — легко согласилась она, хотя ей наверняка было, что рассказать. Но мое материнское сердце очень тяжело бы восприняло рассказы о том, что творят другие матери со своими детьми. — Лично в моей практике всего раз было такое, что ребенка отдали на воспитание отцу при хорошей, работящей матери, и это была реально ситуация, в которой ребенку с матерью было бы хуже. Та женщина собралась замуж за чеченца, приняла ислам и решила уехать в Чечню... Муж ничего не имел против мусульман или чеченцев, кстати, но там был такой момент, что мама ударилась в любовь и религию, а мальчик был уже взрослый, двенадцать лет, и отношения с новым папой у него практически сразу сложились неприязненные. Вплоть до нежелания идти домой и угроз сбежать, если мама заберет его с собой. Мама таким образом избавилась от источника раздражения под боком. — Кира снова дернула плечом. — Так что как юрист, Ник, я советую тебе не слушать всякие глупости и не морочить голову ни себе, ни людям. Никто у тебя твоего ребенка не отнимет. А если Лаврик все же рискнет, приди, пожалуйста, ко мне. Вместе почитаем анекдот, с помощью которого адвокат твоего мужа попытается убедить суд в том, что ты — плохая мать, и посмеемся.

Я вышла из дома Черномазов не с легким сердцем, но все же намного спокойнее, чем была утром или вчера. Слова Киры были словами профессионала. Им я могла бы поверить. Так что я все же я постаралась сделать, как она мне посоветовала, и перестала морочить голову себе и другим, выдумывая то, чего нет. Помогли звонки Олежке — через день, как и в прошлый раз, — работа и ремонт, который я неожиданно затеяла с таким рвением, что удивила и маму, и себя.

Но Олежке на самом деле нужен был свой угол — свое место, как сказала Кира. Я хотела, чтобы мой сын вернулся сюда не в гости к бабушке, а уже по-настоящему домой.

— Сервант передвинем сюда, к выходу, — разглагольствовала я за ужином, представляя себе, как здорово будет смотреться на стенах цвет зеленого чая. Кирина яблочная кухня меня прямо-таки вдохновила. — Уголок уберем, а вместо него поставим стол и стулья, тоже зеленые. Куплю шторки яркие, оранжевые, например, чтобы контраст был... да я нам тут такую красоту наведу!

Мама, слушая меня, качала головой.

— Ну ты и деятельная стала у меня, поглядите-ка. Ладно, обои, но уголок еще хороший, куда ты его собралась.

— Мам, да я на этом диване с пятого класса сидела, — напомнила я. похлопав по продавленной обивке. — Он уже старый. Ремонт надо, не спорь. Давно ведь не делали.

— Да уж лет десять, — сказала мама, оглядев кухню и вздохнув. — Все собирались с отцом.

Мы помолчали, думая о папе и вспоминая его, каждая по-своему. Но мама знала, что я права. Ремонт действительно был нужен.

В их спальне, которая в последние месяцы стала только папиной спальней, до сих пор витал этот узнаваемый запах больного человека, и его впитали и палас на полу, и ковер на стене, и, казалось, даже шторы. Обои кое-где пожелтели от солнца, линолеум потерял цвет. У старого шкафчика в кухне не закрывалась дверца, а тяжелую темно-коричневую стенку давным-давно пора было выбросить или отдать малоимущим.

— Думаешь, успеем за месяц? — спросила мама.

— Успеем, — сказала я уверенно. — Ты только с обоями в зале и прихожей мне помоги, а все остальное я сама.

— И мебель сама? — поразилась она.

— Конечно. Были бы деньги, а мебель сейчас доставляют и собирают, — махнула я рукой. — Это не проблема.

— Можно дядю Борю Туманова попросить, — предложила мама. — Он рукастый.