Преданный пес

– Бред какой-то. – Анна, монотонно качающаяся взад-вперед, обхватив колени, смотрела на валяющееся тело. – У тебя с головой не в порядке.

– Ротик закрой, умничка. – Кот вытер ладони об плечи девчонки и зевнул. – То ты в чистилище, то меня бесом называешь, то заявляешь обо мне, как о дебиле. Не слишком нагло?

Хаунд положил руку на плечо Анны. Сжал, молча прося помолчать. Да, творилось странное, ненужное и дикое. Никакой логике и расчету сделанное Котом не поддавалось. Филин убил покалеченного из-за нескольких причин, и все они, жестокие и не особо справедливо-человечные, все же понятны. Только причину Хаунд уже понял, нос не обманешь.

– Вытащите его отсюда и бросьте в лес. – Кот пнул убитого. – Сипа, ты на контроле. Этих-то не упустишь?

Нести тело выпало наемным, смотревшим на караванщиков с лютой злостью. В дождь вышли трое, и мало ли, вернуться вполне мог бы один. Довести человека на самом деле легко. А спорить с Сипой, вооружившимся на конвой пистолетом, даже не спорить, а пытаться напасть – глупо. Смог бы сам Хаунд? Смог, даже сейчас. Одной левой уделал бы ублюдка. Только его-то никуда и не отправляли, оставив как есть.

Беда выхолостила многое, и мораль с чувствами в первую очередь. Да, только что убили человека. Пусть неизвестного, даже успевшего напакостить по-крупному, да целых два раза, все верно. Но переживать о его судьбе никто не стал. Такая вот дрянная правда жизни здесь и сейчас. Тем более со стороны очага весьма неплохо потянуло разваренной крупой и даже салом. Кашу девки варили пшеничную, самую настоящую сечку, с крупными кусками нарезанного свиного жира, засоленного в крутую.

Котелки рабам караванщики раздали вместе с грузом. Старые, все в царапинах по защитной краске, вышкребанные изнутри ложками до блеска. Сами ложки, смех прямо, оказались деревянными. Все верно, на рабочую купленную скотину заводить все более редкие приборы из металла – тупо ненужная роскошь. И липовыми поедят, благо бить дерево на чурки-баклуши и резать из тех ложки, вилки и лопатки для жарки научились заново очень быстро.

Сипа с похоронной командой обернулись быстро. Мокрые, в грязи по колено, зашли, недовольно отдуваясь. Им все же пришлось рыть землю, штыки складных лопаток темнели налипшим суглинком.

– Засыпали? – поинтересовался медленно жующий Кот.

– Да. – Сипа хотел шагнуть за едой, но его остановил Большой, вручив пулемет и отправившись жрать. – Не, ну чего такое?!

– Проштрафился ты, друг! – Кот поднял ложку как скипетр, покрутил ей в воздухе. – Изволь отвечать.

– Да ну, Кот, ты чего!

– Охренеть! – Вожак покачал головой. – Ты в глаза, что ли, ебался, когда они у тебя из-под носа ушли? Две головы потеряли, два рюкзака теперь распределить надо как-то, а у нас уже один раскидан был. Время, время уходит, Сипа. Тебе же этих вот потом подгонять, чтобы быстрее шли!

«Эти», стучавшие ложками и жадно глотающие горячее варево, косились, но молчали. По крыше все колотил дождь.

– Филин, как думаешь, на сколько? – Кот показал на потолок.

Разведчик отошел к входу, высунулся, поторчал снаружи не очень долго. Обернулся он с задумчивым и немного расстроенным лицом. Ткнул пальцем на пол и дрова:

– Спать нужно. До ночи зарядил.

– Точно? – Кот сморщился. – Вот прям на…

– Ты спросил, я ответил. – Филин кинув свой котелок мальчишке-двойняшке, отстегнул от рюкзака спальник. – Вымоешь дочиста. Я спать, поднимите, как сумерки начнутся. Большой, разбужу в четыре. Все, спокойной ночи.

С ним не спорили, авторитет у Филина оказался потрясающий, йа. Так что следовало в очередной раз задуматься – почему же верховодит здесь истеричный и дерганый Кот со своими повадками маньяка, натюрлих. И начинающий наркоман. Тут Хаунд не ошибся.

Понять стоило по очень простой причине: скоро Хаунду придется столкнуться с ним лицом к лицу. Если что-то пойдет не так, йа. Если выгорит намечающийся план, то Кот помрет, как и положено, с ножом и дыркой от пули в спине. Так что…

Так что, либо с Котом такое случается недавно, из-за дури, и напарники, а они точно давно сработавшиеся, пока это терпят из-за незаурядных лидерских качеств. Либо есть подвох, и он кроется в связях вожака. Это только с виду кажется, что дело идущих по Дороге лихое и простое. Навьючился и пошел, пришел, продал, взял что-то с собой и отправился восвояси. Так пусть дураки, думкопф, считают. Хаунд-то давно заметил не самые приятные, но вполне себе логичные вещи.

Мир вокруг менялся. Менялся стремительно, ломая тошнотворный сон, куда его погрузила Война. Его возвращали назад, разворачивая лицом к людям и привычному, пусть и подзабытому.