Предать нельзя Любить (СИ)

– По-твоему это смешно? – сжимаю кулаки, врезать по холеной морде желание нестерпимое.

– Угомонись, Арсений, – с предостережением произносит. – Не время и не место. Всё потом.

Мрачно осматриваю мертвенно-бледный вид своего заклятого врага и отступившись, снова упираю голову в ладони. Он прав, черт возьми.

– Как ты узнал? – спрашиваю хрипло.

– Медсестра сказала. Я давно здесь нахожусь и Аришку все знают. Общительная она.

Не могу сдержать грустную улыбку. Ари такая, куда бы ни пришла – везде пробьётся, как росток.

В голове тысячи мыслей, которые так или иначе, через фильтр поступают в анализатор и разъедают нервные клетки.

А что, если…?!

Как тогда?

Как вообще… Блядь.

– Я ведь её сразу не забрал, – выговаривает Луневич мрачно.

Стряхиваю с головы тяжелую бетонную плиту, восстанавливая слух.

– А что так? – глухо интересуюсь. – Испугался?

– В некоторой степени, да.

Из дверей реанимации вылетает медсестра. Окинув нас пустым взглядом, отправляется дальше по коридору.

– Извините… – кричу ей вслед.

– К вам выйдет врач, – сообщает на бегу.

Снова остаёмся вдвоём.

Скажи мне кто-нибудь полгода назад, что я буду бок о бок сидеть и спокойно беседовать с Луневичем – поржал бы в лицо и посоветовал не сочинять небылицы.

– Не забрал, – горько усмехается Виктор. – Побоялся, если рядом будет копия Катюши, то вообще с ума сойду от горя. Когда умирает любимый человек, не знаешь от чего внутри рванёт. Как по минному полю ходишь.

Качаю головой. Даже думать об этом не хочу.

– Жестоко, – откликаюсь, представляя пятилетнюю девочку с большими, испуганными серо-зелёными глазами и милыми косичками.

– Может, ты и прав. Поддерживал, как умел, конечно. Воспитке денег отсылал, чтобы присматривала. Лет через пять впервые задумался, что неправильно это. Частичка Кати там, а я здесь. Тошно стало.

Луневич неожиданно сильно вздрагивает и пытается поймать равновесие. Чертыхаюсь, резко выбрасывая ладонь, и ловлю его за предплечье, усаживая обратно.

– Какой она была? Катя ваша? – спрашиваю, чтобы занять мозг хоть чем-то, кроме страшных мыслей.

– Такой же, как Аришка. Красавицей была. Только чуть понаглее, более приспособленная к жизни, что ли.

Поворачиваюсь к Виктору и слежу за тем, как он улыбается. Наверное, я впервые в жизни не наблюдаю на лице своего давнего конкурента хищный оскал и превосходство, как обычно в зале суда.

– На Аринку всё же большой отпечаток детдом наложил, – продолжает. – За это себя виню. Девчонку запустили, сначала направили в спецкласс, разглядели отставание. Когда забрал… все репетиторы в ряд кричали, смышлёная она, только сильно не успевает по программе.

Потираю шею, чувствуя тупую боль в груди. Блядь, что за жизнь у тебя, Малыш?

– После школы уговаривал её поступать, – Луневич тяжело вздыхает и машет рукой. – Отказалась. Петь говорит, люблю. Петь буду.

В коридоре появляется мужик лет пятидесяти, представляется лечащим врачом. Долго выясняет, кем именно мы приходимся пациентке Плевако, и удостоверившись, что перед ним отчим, начинает монотонно сыпать диагнозами и формулировками, которые тут же аккумулируются в моём воспалённом воображении.

Двухсторонняя пневмония уточняется...

Давление пониженное. Сердечный ритм в норме…

Степень поражения лёгких будет известна завтра. Пока полежит под кислородом.

Состояние пациентки стабилизировали, но всё может измениться…

– Она пришла в себя? – перебиваю врача.

– Пока нет, это нормально. Организм слабый, мы начали вводить сильнодействующие препараты, антибиотики. Нужно время, чтобы восстановиться.

– Можно к ней?

– В реанимацию доступ запрещён, – бескомпромиссно сообщает. – Пару дней продержим точно, там будем смотреть по динамике. График посещения после перевода в палату можете взять у постовой медсестры.

– Спасибо.

– Отправляйтесь домой, завтра тридцать первое число, день сумасшедший будет. Приезжать не нужно. Вечером позвоните мне, я сообщу результаты лечения.

Доктор просит Луневича подписать необходимые разрешения, а потом возвращается в реанимацию.

– Я поеду, – говорю, активно растирая лицо целой рукой. – Переоденусь, через несколько часов вернусь.

Виктор усмехается и медленно поднимается на ноги, держась за стену.

– Не мельтеши тут, Арсений, – по-отечески хватает меня под локоть. – Врачи работают, не надо им мешать. Ты лучше… пока она в реанимации, в Москву слетай. Одним днём управишься.

– Что там?

– Отца Аринкиного разыскал. Мой человек скатается только после праздников, тебе… я больше доверяю.

Глава 35. Арина.

Проснувшись, стараюсь не открывать глаза сразу… Уже по привычке. А когда слышу знакомые тяжёлые шаги и равномерное дыхание, собираю внутри все силы.

Опять явился.

Пятый день, с тех пор как я окончательно пришла в себя, делаю вид, что сплю, когда он здесь. Арсений, уверена, обо всём догадывается, но терпеливо ждёт.

Так и живём…

Я… просто не знаю, что ему сказать.

О чём разговаривать? Как начать? А главное, зачем?!

Люба, медсестра-сиделка, приставленная ко мне для круглосуточной помощи, призналась. Долинский, пока я находилась в реанимации, практически не покидал стен клиники.

Три дня… Кроме первых суток.