Предатель.

– Что я могу пока для вас сделать? Все документы по этому делу у меня. Никто, кроме нас с вами их не читал. Пусть в следственном комитете делают свое дело. Повозят Валерия за его писания, присудят штраф. Популярности ему это не прибавит, но плюсик в биографии для мыслящей, так сказать, интеллигенции, останется. С ребятами и гранатами сложнее. Тут я ничего гарантировать не могу. Проявите себя. Для начала напишите отчет о ваших встречах. Кто был? О чем говорили? Наладьте контакты с Ушкиным, с товарищами вашего брата на кафедре. Напишите, как прошло обсуждение, кто был инициатором открытого письма? Свяжитесь с диссидентскими организациями. Повод есть – ваш брат под следствием. Послушайте, о чем говорят. Обратите внимание на ваших ребят. Аркадий – не глупый парень. В его суждениях много трезвых мыслей. Пусть отмежуется от Белькова. Ближе сойдется со своими товарищами, о которых он пишет в дневнике.

– А Никита?

– Он хулиганил. Тут ничего не поделаешь. Если он наговорит лишнего, страницу в дневнике о гранате и экстремизме я вырву, и Бельков окажется там, откуда недавно вышел ваш брат. Но это в том случае, если мы поймем друг друга.

– Выбора у нас нет, – кивнул Андрей, – и все ваши комбинации только для того, чтобы сделать из нас стукачей?

– Не упрощайте. Курочка по зернышку клюет. Я минимум рискую погонами, если ваш Бельков еще что-нибудь отчебучит. Быть патриотом, Андрей, это не значит хаять свою Родину и фрондировать перед властью. У меня тоже семья. Я люблю жену и дочь. Люблю родителей. Как вы, поездил не мало. Есть много красивых стран, где люди живут сыто и счастливо. И я хочу, чтобы счастливы были мои родители и дети. Хочу, чтобы они жили не хуже, чем живут в тех странах. Если вы думаете так же, мы с вами в одном окопе. Извините за пафос. Хотите, верьте мне. Хотите, считайте, что я шантажирую вас.

В нашей жизни много недостатков. Но это не повод делать ее хуже. Согласитесь, если бы ваш брат и ребята хлопотали за сытый кусок, мы бы с вами не встретились. А если у людей одна цель – сделать страну лучше, может, попробуем объединить силы?

– Тогда, почему бы вам просто не уничтожить дневник?

– И вы станете сотрудничать по совести?

Андрей промолчал.

– Пока же я соучастник яблочного заговора, – Полукаров засмеялся. – А мне скоро на пенсию. Если откровенно, с вами мне работать легче. Вы практик. А не болтун. Когда меня только определили на эту работу, меня поражало, откуда столько мерзости в людях. Особенно среди интеллигенции. Трусливые, лживые, непорядочные, мелочные, завистливые. За них делать-то ничего не надо…

О чем вы с братом печетесь? Перебесятся ваши ребятки и поймут, что надо либо уезжать из этой страны, и забыть ее власть и вечно униженных ею людей, либо принять эту жизнь такой, какая она есть! А если остались, то извольте любить то, что есть!

Вам спасибо. Вы помогли систематизировать факты. У нас на это ушло бы больше времени. Уезжайте. Работайте.

– Вы знаете, что я не брошу брата. Допустим, вы меня убедили. Что дальше?

– Валерий безынициативен. Взбодрите его. Попросите для начала помочь с отчетом. – Полукаров холодно смотрел на Андрея. – Слог у него великолепный. В остальном живите, как жили: вы там, он тут. Пусть опекает ребят и делает то, о чем его попросили.

Не говорите ничего сгоряча. Нам, возможно, работать вместе. А дело есть дело. Подумайте хорошенько. Если у вас появится что-то новое, вы знаете, как меня найти.

В машине Валерьян выслушал брата.

– Что делать будем? – спросил Андрей.

– Ждать! Что еще остается? Ты за бугор двигай. Одной проблемой меньше.

По реке медленно проплыл буксир, натужно пеня перед собой бурую воду.

Братья с особой пронзительностью поняли: вот-вот они снова расстанутся надолго.

– Из дома звонили. Я сказал, скоро будем, – сказал Валерьян.

17

Малышкины собрали Андрея в дорогу, как он ни убеждал, что в поезде кормят. «Еще на вокзале насидишься!» – отвечала Татьяна Васильевна.

Братья решили ехать к Андрею за вещами и на вокзал на машине Валерьяна.

В прихожей Малышкина перекрестила и поцеловала Андрея.

– Как быстро получилось… – вдруг растерялась она и заплакала. Андрей обнял женщин.

Дома он собрал чемодан. Пошел к Серафиму прощаться. Дверь открыл Аркадий: священник с женой уехали на рынок. Алена выглянула из гостиной на голоса.

– Зайдем в твою комнату, – сказал Андрей.

В углу висела икона. На полке стояли несколько томов Толкиена и Льюиса. Рядом книги по строительству и история русской философии под редакцией Лосского. На шкафчике изображением к стене был приколот плакат AC/DC.

Андрей присел на диван, рассказал о встрече с Полукаровым и о записи в дневнике. Попович сидел на стуле боком и по привычке отца теребил бородку.

– Прости, что я…вам нагадил, – Андрей смущенно кашлянул в кулак.

– Ничего. Мы сами виноваты.

Аспинин выложил на стол перехваченную резинкой тонкую пачку долларов.

– Пусть Никита мотает в любую безвизовую страну. Потом что-нибудь придумает. Ты что решил?

– Я был в военкомате. Там осенний призыв начинается.