Предатель.

Еще один вельможа в низкой гексафоре расцеловался с приятелем в октофоре с кожаным пологом. Рабы терпеливо пережидали любезности хозяев, тычки и брань толпы.

Почти за десять лет жизни в Александрии Йехошуа привык к этому городу, но не считал себя своим даже в демах единоверцев. В этом городе купцов о человеке забывали быстрее, чем о раздавленной мухе. У Сераписа или Изиды просили только денег и благополучия, а – здоровья, чтобы наживать.

Перед трехэтажным дворцом с каменными воротами молчаливый распорядитель в легком шелковом халате скользнул беглым взглядом на запыленные сандалии парня. Через минуту вернулся слуга и повел Йехошуа к боковому входу с улицы Арсеонии.

Юноша был разочарован: его приняли, как слугу. Но подавил тщеславие – этот хронический недуг александрийцев.

На заднем дворе сотни две лектикариев расселись за общие дощатые столы под навесом. Им принесли разбавленного красного вина и фрукты. Тут же по двору сновали босоногие кухарки с корзинами овощей, домашние рабы и слуги в парадных одеждах.

Йехошуа взбежал по мраморной лестнице. Миновал зал с бюстами бельмооких слепцов. Слуга распахнул перед гостем резную дверь в уютный кабинет с мебелью из красного дерева. На полках, в резных коробках стояли зачехленные в кожу свитки.

На диване, обитом зеленым бархатом, скрестив ноги и переплетя на животе пальцы в золотых перстнях, полулежал грузный мужчина в шелковом халате, расшитом золотом. Рядом о пюпитр облокотился Филон. Он ободряюще кивнул Йехошуа. Тот поклонился.

Рослый и крепкий, с открытым взглядом, он не походил на тщедушных умников со слащавыми улыбочками из окружения Филона. Густые вьющиеся волосы до плеч и обаятельное лицо с правильными чертами делали его красавцем. Банкир заметил большие и сильные кисти рук ремесленника с тонкими пальцами – признак породы.

– Брат рассказал мне о тебе, – не вставая, проговорил банкир. – Почему ты решил уйти к молитвенникам? Ты молод. У тебя мастерская.

– Говори открыто, – сказал Филон Йехошуа. – Ты у друзей.

Тот почесал лоб, развел руками и обезоруживающе улыбнулся.

– Мудрецы говорят, знание берет начало в науке, мудрость – в философии, истина – в духовном опыте. Но знания умножают скорбь мудреца и обременяют ум невежды. Остается истина, то есть Бог. Может, молитвенники знают истину, если находят силы жить так, как живут, – с едва уловимым арамейским акцентом проговорил парень.

– А зачем тебе их истина? Живи, как все.

– А как живут все?

– Не знаю, – растерялся Александр. Филон улыбнулся. – Расширь мастерскую, женись и расти детей, доживи до старости в почете и уважении. Что за нелепый вопрос?

– Крыса плодовитей человека, мыши в твоем амбаре тучнее твоих гостей, а твоим домашним рабам завидуют вольные граждане этого города. Но разве плодовитость крысы и сытость мыши делают их достойнее человека? Или твои рабы счастливы в неволе? Кто скажет, почему наедине с собой человек чаще грустит, чем радуется? А среди людей ищет радости, чтобы убежать от грусти? Не потому ли, что удел крысы, мыши и раба тесен человеку?

– Хорошо. А как же твоя мать? Ведь ты у нее один. В Писании сказано: «Почитай отца своего и мать свою, ибо они дали тебе жизнь и воспитали тебя».

– Там же сказано: «Следуй велениям твоих высших представлений об истине и праведности» и «враги человеку – домашние его. Ибо сын позорит отца, дочь восстает против матери, невестка – против свекрови своей». Это мучит меня. Я люблю мать и люблю Бога. Не могу бросить ее без защиты. Но путь мой предопределен, как путь Земли вокруг Солнца. Я сдал мастерскую внаем, с тем, чтобы часть дохода шла матери.

– Разумно. Но ведь мать могут обмануть.

– Она сумела выжить здесь одна и воспитала сына.

Александр насмешливо приподнял бровь.

– Ты сказал о Земле и Солнце. А разве не Солнце ходит вокруг Земли?

– Аристарх Самосский в своих «Величинах и расстояниях Солнца и Луны» не так точен в расчетах, как Гиппарх Никейский. И шестьдесят радиусов Земли лучше соответствует расстоянию до Луны. Он прав в том, что большее не может вращаться вокруг меньшего. Опусти сухой лист в таз с водой, и лист обязательно прибьет к краю.

– Но Аристарха казнили за это богохульство? И Евдок Книдский, Калипп и Аристотель считают, что он не прав.

– Архимед в «Псаммите» и Плутарх в «Лике, видимом на диске Луны» также предполагают огромную удаленность звезд. Впрочем, истину знает Бог, а правоту людей рассудит время.

Александр одобрительно улыбнулся.

– У него есть свое мнение, – сказал он брату.

– А ты ждал услышать недоумка, из тех, кто, не прочитав ни строчки, слепо верят в то, что им внушили раввины в мидрашах? – ответил Филон.

Банкир поднялся.

– Хорошо. Твоя мать не будет нуждаться ни в чем. И пусть переселится в таверну любого из моих домов, где ей понравится. Никто не посмеет ее обмануть.

– Нам от тебя ничего не надо. Я думал, меня пригласили для беседы.

– Ты горд. Это хорошо и глупо. Умные люди должны помогать друг другу. Особенно если им это ничего не стоит. Нам пора к гостям. Хочешь, присоединяйся. Если не брезгуешь компанией надутых барышников и грязных любителей мальчиков.