Потом. Он подумает об этом после. Заживут раны, прояснится сознание. Потускнеет цифра с многими нулями… И вместе с тем угаснет ярость, от которой сводит скулы. Опасная тропа свернула в расщелину и шум моря постепенно стих. Хаммер пустил луч фонаря вскачь, обозначая путь. Дальше – легче. Еще пару километров предстоит тащиться через лес и потом дорога выведет к заброшенному хутору. Пара тройка бабок со стариками, ведущих натуральное хозяйство, как всегда равнодушно отреагируют на его появление. Разве только поутру следующего дня в калитку крепкого забора наведаются престарелые соседки с предложением купить яйца, молоко да птиц. Здоровое питание – то, что надо. Но главное, никто и никогда не найдет его здесь. А у него будет время, чтобы прийти в себя. И обрести душевный покой, подогревая себя мыслями о том, что тело удачливого говнюка сейчас раздирает на части мелкая рыбешка, охочая до падали.
Лес промолчал, пропуская на тропу незнакомца. То и дело приходилось наклоняться, отводя бьющие наотмашь ветви от лица. Лес не мог ответить на вопросы, которые не оставляли Хаммера в покое. Где-то он промахнулся. Один из камней, лежащий в основе так долго выстраиваемой пирамиды дал трещину, поэтому вся конструкция рассыпалась как карточный домик. Он не знал того Рамзеса, с которым так «тепло» распрощался сегодняшней ночью. Тот, другой, не пришел бы спасать и мать родную. Да и дружба была для него ничем иным, как системой взаимных зачетов. Сегодня я тебе прикрою спину, завтра ты мне. Надо же на кого-то положиться в этом беспринципном мире? Доверие – разменная монета, которой легко оплачивать возможное предательство.
Кто был тот человек, не жалеющий себя, чтобы спасти жалкое создание в женском обличии, Хаммер не знал. Более того, Рамзес не стал бы взрывать остров. На пути к богатству он положил бы всех – включая женщин, друзей и бывшего однокашника в придачу. Пазл не складывался, как ни пытался Хаммер втолкнуть в уже готовую картинку последнюю деталь.
Лес редел. Тропа вывела на поляну. Вдалеке, на сером небосводе, проклюнулись очертания его дома. В окнах односельчан уже мерцал свет – бабки собирались на утреннюю дойку. Мычали коровы, где-то захлебнулась лаем собака.
Избегая открытых мест, без сил добрался Хаммер до высокого крепкого забора, за которым начинался покой. Чем позже узнают о его приходе, тем лучше. Под камнем, лежащим в кустах, он достал ключ и открыл замок. Стальная дверь бесшумно распахнулась, пропуская хозяина. Едва передвигая от усталости ноги, Хаммер поднялся на крыльцо и открыл входную дверь вторым ключом, найденным в тайнике у забора, и буквально ввалился в спасительную темноту, пропитанную запахом древесины.
Прокричал петух. В окна заглянул рассвет. Хаммер прошел через гостиную с камином и остановился возле углового шкафа. Тишина завораживала. Глубокая, успокаивающая, она с трудом пропустила скрип дверцы. Хаммер достал бутылку початого коньяка, откупорил и, вставив горлышко в окровавленный рот, сделал несколько долгих глотков, едва не заорав от боли. Мучительный стон сорвался с губ. Хаммер поставил бутылку на столик у окна. Все кончено. Он в безопасности. В логове. Дома.
– Устал, пупсик?
Почти ласковый женский голос вырвал Хаммера из состояния полной прострации. Резко обернувшись, он едва не опрокинулся в кресло. В комнате посветлело настолько, что ошибиться хозяин сруба не мог: перед ним метрах в пяти стояла Адель. В ее руках отливала туманом вороненая сталь пистолета, направленного ему в лицо. Как только он ее узнал, от сердца отлегло. В голове вихрем пронеслись мысли без начала и конца. Адель жива? Что она знает? Причем здесь пистолет?
– Адель, – осторожно начал он, не делая попыток пошевелиться. – Ты меня напугала. Как ты нашла меня здешь?
– Да, здорово тебе досталось, – не слушая его, сказала девушка. – Походу, предательство – страшная штука.
– О чем ты говоришь, малышка? – он не хотел понимать того, о чем она говорила. В силу недалекости женского ума, девушка не могла прийти к правильным выводам. – Убери штвол.
– Не дергайся, Хаммер. А то не получится разговор. Напоследок. – В ее голосе так отчетливо прозвенела ненависть, что ему стало не по себе.
– Тебе дошталось. Я понимаю. Давай поговорим. Я тебе все объяшню. Поверь мне. – Он шевельнулся и тут же был остановлен грозным окриком.
– Стоять!
– Хорошо-хорошо, малышка. Зачем так нервничать? Поверь – кто бы и что бы тебе ни шказал, у меня ешть ответы на вше вопрошы.
– Досталось тебе, – повторила она и нехорошо усмехнулась. – Шепелявишь.
– Нешладко пришлось. Как и тебе, верно?
– Всех похоронил? Мамуку, Егеря… меня. Рамзеса, я полагаю, оставил на десерт.
– Адель, я не понимаю, откуда такие…
– Ну, с этим выскочкой такой крутыш, как ты, разобрался легко.
– Адель, – нахмурился Хаммер, – к чему эти загадки? Давай шядем. Какой шмышл держать меня на мушке?