Предатель

– Это хорошо. Ты порядочный человек, Цезарский. Но порядочность не тот кит, на котором стоит человечество. Я замечал, что… тебе доставляет неудобства работа на Грифона. Ты умело скрывал свои чувства, но я видел.

– Правда? – повернувшийся было Егерь застыл.

– Я никому об этом не рассказывал. Ты честный человек. И хороший ученый… Я надеюсь, что нас оставят в живых… И позволят продолжать разработки.

«Я тоже надеюсь, что нас оставят в живых», – подумал раненый, шагая вперед. Повязка, которую он прижимал к ране, намокла. Рука, прижатая к груди, одеревенела. При каждом шаге жгучая боль, казалось, стреляла в самое сердце. Егерь слышал за спиной старческое шарканье. Ему не нужно было оборачиваться – перед глазами застыла картинка – взъерошенные седые волосы, согбенные плечи и одержимый блеск в выцветших, пронизанных кровеносными сосудами глазах. Слышалось нестройное бормотание профессора. Что-то о том, что действие даже самого социально незначительного существа может привести к изменениям вселенной. И еще о том, что сильный может позволить себе быть оптимистом, зато слабость дает силу уму.

Чем ближе подходили к красному сектору, тем серьезнее донимала Егеря мысль об охране. Что значит «пусть тебя это не волнует»? А если Рамзес имел в виду другое: то, что справится с бойцами сможет любой слабак? Рана жгла, лишая способности мыслить. Автомат, закинутый за спину, бил по боку. Что-то бормотал профессор, и Егерю вдруг захотелось, чтобы переход длился вечно – чтобы в уши вливалась тишина, прерываемая лишь старческим шарканьем, чтобы сверху тек неяркий свет и долгий коридор никогда бы не вывел туда, где жизнь будет зависеть от скорости принятия решений.

На подступах к посту охраны Егерь сбавил ход, дожидаясь, пока подойдет Иосиф Павлович.

– Ждите меня здесь, – отрывисто бросил раненый.

– Я понимаю, Вадим. Руководи. Теперь одна надежда – на тебя, – подавленно отозвался профессор. – И я надеюсь.

– Все будет нормально.

Ученый кивнул, кусая губы. Егерь прижал к груди раненую руку, перехватил удобнее автомат, заранее снимая с предохранителя.

– С богом, – напутствовал его профессор, и Егеря едва не развернуло от неуместности прозвучавших слов. Божественным и уникальным в красном секторе было только одно – резонансная станция, представляющая собой шар, вдавленный в толщу земли. Только «луч смерти» – господь Бог – несущий, разрушающий, щадящий и внимающий. Только он – тот самый исполнитель желаний. Нужно лишь знать, как попросить.

Егерь повернул, внимая звукам. В его руке дрожал ствол, ища прицелом мишень. Предбанник охранного центра хранил тишину и к появлению чужака отнесся равнодушно. У двери Егерь обратился в слух и подождал. Ни звука. И тогда он решительно толкнул створку, выставляя вперед автомат.

Уже через минуту он облегченно переводил дух, скользя взглядам по трупам, по стенам, залитым кровью, по оружию, отброшенному в сторону. Глаза Егеря наполнились слезами, но не жалость была причиной. Видимо, вентиляция в помещении оставляла желать лучшего, и газ не успел выветриться окончательно. Скорее всего, здесь постарался Хаммер. Рамзес – крутой мужик, но даже ему не под силу быть в нескольких местах одновременно.

– Господи, какие звери, – чуть позже сказал профессор, входя в комнату, уставленную мониторами.

Наученный горьким опытом Егерь, держащий под прицелом входы и выходы, дернул плечом. Даже его покоробила высшая степень цинизма, прозвучавшая в словах ученого. Тот пожалел бойцов Грифона, участвовавших ни в одной карательной операции, с легкостью отправлявших к праотцам и женщин, и детей на развалинах затонувшего города. Однако многочисленные смерти юнцов, пылью взлетавших к небесам на экспериментальном острове, не трогали железное сердце профессора. Оказывается, тех, кто лежал сейчас здесь – ученый относил к людям, в то время как все остальные являлись для него не более чем расходным материалом.

Короткий зуммер возвестил о том, что сигнализация снята и красный блок открыт.

– Вадим, – позвал профессор, но Егеря не нужно было подгонять.

Он торопливо вошел, обогнул Иосифа Павловича, закрывающего дверь, и двинулся по коридору до гермодвери. Потом набрал код и шагнул внутрь заветного сектора.

Реагируя на движение, зажегся свет. Красный сектор, в котором не было ничего красного, принимал присутствие человека, своего нынешнего хозяина. Что именно представлял собой круглый зал с прозрачными колонами, заполненными светящимся газом, не мог точно сказать никто. Егерю он представлялся инопланетным космическим кораблем, той самой пресловутой тарелкой, залетевшей в эти края сотни лет назад. Информации о том, как именно она была найдена, не сохранилось. За пару десятилетий до начала катаклизмов ее окружили бетонным шаром, со временем «проросшим» в землю многими метрами переходов, соединенных с подсобными помещениями. И вся эта осьминожья махина преследовала одну цель – докопаться до сердцевины, понять принцип действия и механизм управления шаром, лежащим под землей, на глубине пары десятков метров от лаборатории.