Предатель памяти

Она не поверила, будто Ричард Дэвис не толкал Джил Фостер с лестницы, но с этим придется разбираться позднее, когда Джил немного поправится и узнает, что еще натворил ее жених. А она поправится, сообщили Барбаре примерно после часа ожидания. У Джил родилась дочь, и малышка здорова, несмотря на свое стремительное появление на свет.

Услышав это, Барбара почувствовала, что теперь сможет отправиться домой. Она так и сделала и уже расспрашивала у главного входа в больницу, какие автобусы ходят отсюда в сторону Фулем-Палас-роуд, когда вдруг обнаружила, что стоит под вывеской больницы «Чаринг-Кросс». Да ведь здесь лежит суперинтендант Малькольм Уэбберли! Барбара вновь нырнула в пропахшее лекарствами здание.

На одиннадцатом этаже она сумела остановить бегущую куда-то медсестру реанимационного отделения. «Критическое» и «без изменений» – так описала сестра состояние суперинтенданта, из чего Барбара заключила, что он до сих пор находится в коме, до сих пор подключен к системам поддержания жизни и до сих пор ему грозят такие осложнения, что молитвы о его скорейшем выздоровлении будут столь же рискованным делом, как и мысли о его возможной смерти. Когда человека сбивает машина, когда его мозг получает тяжелые повреждения, даже после долгого лечения этот человек больше никогда не становится самим собой. Барбара не знала, готова ли она желать своему начальнику такого излечения. Она не хотела, чтобы он умер. Эта мысль была для нее невыносима. Но и вообразить его влачащим жалкое растительное существование месяц за месяцем, год за годом она не могла.

– Его семья с ним? Я состою в команде, которая расследует это происшествие. У меня есть для них новости. Если, конечно, они захотят их услышать.

Медсестра с сомнением оглядела Барбару. Барбара вздохнула и вытащила из кармана свое удостоверение. Придирчиво изучив его, медсестра кивнула:

– Подождите здесь.

И Барбара осталась ждать, с чем вернется медсестра от родственников Уэбберли. Она предполагала, что из палаты появится помощник комиссара Хильер, однако поздороваться с ней вышла дочь Уэбберли. Миранда выглядела совершенно измученной, но при виде Барбары улыбнулась и сказала:

– Барбара! Здравствуйте! Как это мило с вашей стороны, что вы зашли проведать отца. Неужели вы все еще на работе, в такой час?

– Мы произвели арест, – сообщила ей Барбара. – Вы скажете отцу? То есть я знаю, конечно, что он не может слышать и вообще… Но все-таки…

– Да нет же, он слышит, – сказала Миранда.

Надежды Барбары подлетели кверху.

– Так он пришел в себя?

– Нет. Просто врачи считают, что люди, находящиеся в коме, могут слышать все, что им говорят. И разумеется, папа будет очень рад слышать, что вы поймали того, кто сбил его.

– Как он вообще? – спросила Барбара. – Я говорила с сестрой, но мне почти ничего не сказали. Кроме «пока все без изменений».

Миранда улыбнулась, но эта улыбка не столько отражала ее собственные чувства, сколько была направлена на то, чтобы уменьшить тревогу Барбары.

– Ну да, принципиальных изменений не было. Однако сердечный приступ не повторялся, а это благоприятный знак. В целом его состояние стабильно, и мы… мы очень надеемся. Да, мы надеемся.

Ее глаза были слишком яркими, слишком испуганными. Барбара хотела сказать, что не нужно ради нее пытаться представить все в лучшем свете, чем есть, однако понимала, что мужественный оптимизм девушки нужен ей самой даже больше, чем остальным.

– Тогда я тоже буду надеяться, – сказала она. – Мы все будем надеяться. Вам что-нибудь нужно?

– Ой, нет, что вы. Во всяком случае, сейчас все равно ничего в голову не приходит. Из Кембриджа я примчалась сюда сломя голову, да еще у меня консультация с руководителем дипломной работы. Но это будет только на следующей неделе, и, возможно, к тому времени… Возможно, уже…

– Да. Конечно.

Их разговор прервали звуки шагов, раздавшиеся в коридоре. Они обернулись и увидели, что к ним приближаются помощник комиссара Хильер и его жена. Между ними, поддерживаемая с обеих сторон под руки, шла Фрэнсис Уэбберли.

– Мама! – воскликнула Миранда.

– Рэнди, – ответила Фрэнсис. – Рэнди, милая моя девочка…

Миранда всплеснула руками:

– Мама, я так рада! О мама! – Она подошла к матери и крепко обняла ее. А потом расплакалась, словно почувствовав, какая ответственность – непосильная ответственность, которую она вообще не должна была взваливать на себя, – только что снята с ее плеч. – Врачи говорят, что, если бы с ним случился еще один сердечный приступ, он мог бы… Он на самом деле мог бы…

– Ш-ш-ш. Ну все, тише, детка, – сказала Фрэнсис Уэбберли, прижимаясь щекой к волосам дочери. – Отведи меня к папе, милая. Давай вместе посидим рядом с ним.

Когда Миранда и ее мать скрылись в дверях палаты, помощник комиссара Хильер сказал своей жене:

– Побудь с ними, Лора. Пожалуйста. Посмотри, чтобы… – и многозначительно сдвинул брови.

Лора Хильер пошла вслед за Мирандой и Фрэнсис.