Предатель. Рассказы

С трёх сторон нас окружал лес, высоты вокруг были господствующими, а зелёнка за дорогой и горной речкой напротив была в ста пятидесяти метрах.

Теперь, под нещадным кавказским солнцем, мы роем окопы и ходы сообщения, сооружаем дзоты и строим блиндаж, валим деревья и устраиваем завалы. Каждый из нас по полночи стоит на посту, а с утра принимается за дело.

Мы радуемся дождю, как возможности отдохнуть, но мутная вода заполняет окопы, и глиняные их стенки рушатся, погребая наш труд. Мы падаем от усталости и ночью из последних сил боремся со сном. Мы понимаем, что нас горстка в лесу, что вырезать спящих чехам не составит труда. Но сон одолевает, он сильнее. Сильнее желания жить.

Ёжик, ты где?

Я жду партию. «Корова» со дня на день должна появиться над ВОПом. Через мутноватый прицел, снятый со снайперской винтовки, я наблюдаю за высоко парящим в небе орлом. Я вырываюсь на волю и плыву в налитых нежной прохладой облаках, и только гул мотора возвращает меня на позицию ПК.

Внизу на дороге останавливается грязно-жёлтый ПАЗ, и на ВОП поднимается командир сапёрного взвода лейтенант Сорокин. Я видел его в полку. Он и в «районе» на камуфляже расцветки «НАТО» носит блестящие, а не тёмные звездочки. Кокарда на его парадном оливковом берете золотым нимбом отражает лучи солнца. Своим видом лейтенант олицетворяет бесшабашное мужество, но девять сапёров всё равно не слушаются его. Он молод и ещё не научился держать солдат в повиновении, у него на щеках пух.

Тогда Сорокин должен был ставить у нас мины. Он приехал без солдат на рейсовом автобусе. Это было время, когда наша техника так часто рвалась на дорогах, что вышло распоряжение офицерам по возможности передвигаться на частном автотранспорте.

Ни одной мины Сорокин не поставил, потому что забыл провода. Зато он не забыл в вещмешок вместе с минами положить водку, и три дня они пьют. Недавно прибывший Изюмцев напиваться боится, а ожидающий колонну на Шали Кудинов, Сорокин и Змей – на всю катушку.

Две ночи подряд мы радостно воюем с невидимым врагом. Пьяный Кудинов передаёт по рации, что ВОП обстрелян, и ему разрешают открыть ответный огонь. Мы сотрясаем молчаливые горы мощью всего вооружения. Зенитная установка, легко разносящая в щепы вековые деревья и срезающая бетонные столбы, двумя своими стволами играет первую скрипку в поражающей воображение какофонии оглушительных звуков, света огненных трасс и озаряющих на миг могучие кроны деревьев ракет. Противотанковый гранатомёт рушит жалкие, вполнаката, крыши наших дзотов и землянок.

На третью ночь навоевавшиеся офицеры больше не «заказывают войну», но когда плохо проспавшийся Сорокин вылезает из землянки и орёт: «Ёжик, ты где?!», нас действительно обстреливают.

Кудинов с Сорокиным пытаются засечь место, откуда вёлся огонь, но никто больше не стреляет. Мы сидим в «кольце» всю ночь, а на следующий день, сонные, роем окопы, валимся с ног и материм проклятых шакалов.

Мины

Лёха Маликов сначала орёт, потом рыдает, потом, сжав от боли зубы, плачет. Из рваной его штанины торчит обломок кости, сапог с остатками конечности держится на ошмётках ткани и сухожилий, волочится по траве, оставляя кровавый след.

Изюмцев послал нас снимать сигналки, но мы заблудились и попали на участок с поставленными на растяжку эфками и озээмками. В оцепенении я тащу Лёшку на себе и забываю, что иду по минному полю. В последний момент я замечаю серебристый отблеск растяжки – мы чудом не подрываемся второй раз.

После того, как мне вручили орден, я пытался убедить себя в том, что наградили меня за вынос раненого с минного поля. Я так и говорил всем, кто спрашивал, за что награда. Так мне было легче и удобней. Эдакий герой.

Но это неправда. Награждён я был за подрыв. За то, что бэтэр, на котором мы со Змеем поехали за водой, наехал на фугас. Всё мое мужество заключалось в том, что я грохнулся о землю и чуть не сломал себе хребет.

***

Через несколько лет после армии я встретил в Питере Изюмцева. И даже выпил в его обществе стакан пива. Никакой неприязни к этому человеку у меня не было – я искренне был рад нашей встрече.

От Изюмцева я узнал, что в 2002 году подорвался на растяжке старший лейтенант Цыганков. Одного из немногих, Цыганкова любили солдаты.

11. Психоанализ

Сева Мызников вернулся в квартиру мамы, Татьяны Михайловны, после развода. Он писал студентам курсовые, дипломы и рефераты. Для этой новой специальности ещё не придумали названия, но Сева в шутку называл себя компилятором, потому что переносил из интернета разные куски текстов в один документ и делал вполне приличные работы – ничего, жить можно.

А раньше Сева работал преподавателем в финансово-юридическом колледже, откуда был уволен с треском. Не в первый раз уже с треском.

И вот: новая жизненная концепция! – работать только на себя. Без всякого начальства. Никому нет дела: во сколько сел за компьютер, во сколько встал. Хочешь – сам себе выходной взял, хочешь – отпуск; хочешь – берёшь заказ, хочешь – нет. Ни тебе прогулов, ни тебе замечаний.