Предатель. Ты не узнаешь о дочери (СИ)

Звоню, трубку она долго не берёт, что доводит меня просто до белого каления. Это чем вы там таким заняты, чтоб вас…

Наконец-таки наша гулящая мамочка отвечает. На заднем фоне орёт музон, шум, пьяный смех. О-хре-неть, дорогая редакция.

Пока я глотаю все рвущиеся наружу маты, эта пигалица даже недослушивает, отключается.

Ну, Лиза. Если через десять минут ты не появишься на пороге, я за себя не ручаюсь!

Меня накрывает.

– Тихо! – вдруг рявкаю на Соню так, что у самого уши закладывает. Малышка замолкает, смотрит на меня испуганно, а потом начинает орать так, как ещё не орала до этого.

Всё, это полный апокалипсис. Эти бабы точно доведут меня до приступа. Но единственное, что я могу прямо сейчас – терпеливо качать малышку. Через какое-то время она, похоже, устаёт так орать. Начинает просто рвано всхлипывать. И вот тут нам заходит бутылочка. Соня судорожно хватает её губками, держит ручками и постепенно успокаивается. Когда она, наконец, засыпает, мне хочется сползти без сил на пол. Вот это бой! Уделала ты меня, доча.

Потихонечку, стараясь даже не дышать, перекладываю Соню в кроватку. И только я убеждаюсь, что она мирно спит, как слышу щелчок открываемой двери.

Вовремя, чо!

Ну что, жена моя гулящая, готовь задницу, сейчас мы с тобой поговорим!

Глава 23.

Захожу домой, в квартире тихо. Включаю свет в прихожей, натыкаюсь на стоящего у стены Сергея.

Очень злого Сергея. Раньше от одного такого его взгляда меня прошибал холодный пот. Сейчас – не дождётся.

– Нагулялась? – рычит он.

– Нет. Ты нас прервал! – вздёргиваю подбородок.

– Что, не дошли до кульминации? – его слова сочатся ядом, и намёки эти пошлые…

– Да, не дошли. Ты прервал на самом интересном, – жалю в ответ.

– Сплоховал Антоша? – брезгливо кривятся его губы. – Я бы за два часа раза четыре успел тебя удовлетворить.

– А тебя только это и волнует? Не нужно судить других по себе и своим шлюхам, и как ты их удовлетворяешь, мне тоже неинтересно.

– У меня нет никаких шлюх.

– Да ты что? А как же та грудастая тётка? Или то была монахиня какой-то альтернативной веры, и ты её спасал от неизвестной болезни?

– Лиза! – рычит он.

– Что, Лиза! Помнится, ты говорил, что с ней тоже у тебя не всё получилось.

– Ты хочешь сейчас об этом поговорить?

– Нет. Совершенно не хочу. Где Соня?

– О, ты о дочке вспомнила!

– Я о ней и не забывала, – прохожу мимо него в спальню, заглядываю в кроватку. Сонечка спит, укрыта одеяльцем.

Слава богу, потому что я на самом деле не на шутку перепугалась и уже сто раз пожалела, что пошла с Антоном, хоть и получилось у меня повеселиться, но страх за дочь потом перекрыл все положительные эмоции этого вечера. Сергей прав, это было слишком беспечно оставлять малышку с человеком, которого она пока плохо знает. Но признаваться в этом ему я не собираюсь.

Захожу в ванную, там в раковине лежат грязные Сонины штанишки.

– Она покакала? – спрашиваю Сергея. Достаю грязный памперс, засовываю в пакет, выбрасываю его в мусор.

– Да, она покакала, – вижу, как не нравится ему запашок детских какашек.

– И как же ты это пережил, – меня начинает веселить, когда я представляю, какой шок испытал Сергей.

– Сложно. Ты хоть бы предупредила, что такое может произойти.

– А надо было, да? – усмехаюсь. – Ты настолько оторван от жизни, что не знал этого? Открою секрет, детки какают, писают, плачут, болеют? Прикинь, Серёжа, это так. Ты два часа с ней еле выдержал, а я её сама родила, и вот уже почти год как-то справляюсь!

– Ты сама сделала такой выбор, – поджимает он губы. – Я от вас не отказывался.

– Но ты её не хотел! – сносит меня на эмоции.

– Да, не хотел, – с досадой вздыхает. – Я просто не был готов к детям. Это другое.

– Нет, Серёжа, это не другое, – обиженно дрожит мой голос. – Это и есть твой непробиваемый эгоизм, – обвинительно тычу в его грудь пальцем. – Ведь мы так и жили! Ты мог заниматься делами, задерживаться на работе, не звонить мне, а я должна была только молчать и верить! Ждать и молчать! Тебе всегда было плевать на меня, поэтому ты легко залез на эту бабу!

– Да с чего ты взяла, что это было легко, – психует он. – Это было самое трудное и ошибочное решение за всю мою жизнь! Люди могут ошибаться, Лиза, представь. А потом раскаиваться они тоже могут, – срывается его голос в конце фразы. Он смотрит на меня почти с отчаянием.

– Могут, Серёжа, – киваю я. – Но в тебе пока я ни капли раскаяния не вижу.

– Но оно есть, Лиз, – вздрагивает его голос, и взгляд раненый. – Я не знаю, как тебе это доказать.

– Очень просто, Серёжа. Нужно всего лишь увидеть во мне человека, а не твою вещь.

Он замирает, лицо его вытягивается, вижу, не знает, что сказать. А мне и не нужно.

Прохожу мимо него, иду к дочке. Соня как раз начинает просыпаться. Ей кушать пора. Закрываю дверь в спальню, переодеваю малышку, прикладываю её к груди. Соня кушает, я напеваю ей тихо детские песенки. Она их обожает.

Постепенно засыпает снова, а у меня внутри всё ещё дрожит от нашего незаконченного разговора и вообще от этого странного вечера.

Укладываю малышку, иду на кухню. Интересно, Сергей ушёл?

Не ушёл. Сидит мрачной тенью на кухне.