Предателей казнят без приговора

– А здесь ты оказалась, чтобы его вернуть? – недобро нахмурился генерал.

Девушка лишь кивнула.

– Дома поговорим, – подвел итог генерал– лейтенант.

– Вы в наручниках. Это уже немало, – сказал я, подойдя к закованному в наручники Филиппу Семеновичу, перед тем как его посадили в автозак.

– Ты скоро узнаешь, кому будет немало, – зло отозвался Глушков-старший, с трудом сдерживая дрожь.

– Вам, Филипп Семенович, вам. Лет пятнадцать-двадцать еще проживете. На острове Огненный.[17]

Спустя месяц после описанных событий.

Аня взъерошила мокрые волосы, затем достала квадратное зеркальце и стала укладывать их расческой в свою привычную, элегантную, дозволенную милицейским уставом прическу. Я любовался только что искупавшейся девушкой, ее небольшой, крепко сбитой, но при этом женственной фигуркой. От розовых, испачканных речным песком пяток до высыхающих, ложащихся прядями русых волос. И уж никак нельзя было не отметить немаленькие, круглые, полуприкрытые трусиками розовые ягодицы. А ведь еще недавно я думал, что у девушек-милиционеров нет ничего, кроме погон.

– Аня, – окликнул я девушку. – Папа на меня еще сердится?

– Ага, – кивнула, не отрываясь от зеркальца, Анечка.

– Хорошо, что я не в его ведомстве, – пожал я плечами.

– Почему ты так мало сегодня купался?

– Вода холодная, – честно ответил я.

С прошлого дня, после такого вот многочасового купания у меня появился уже давно забытый насморк и кашель. А девушке хоть бы что. Дай волю, сутками бы из нашей речки не вылезала. Мы отдыхали в моей родной деревне уже вторую неделю, и Анечка ни разу не заикнулась о том, что пора возвращаться в город.

За прошедшее время произошло немало событий. Вначале Филиппа Семеновича обвиняли в убийстве полковника Лукьянова из-за якобы имевшего место шантажа. Потом разговорился посаженный в «Матросскую Тишину» Дима Глушков. Он покаялся, что был свидетелем убийства генерала Леонтьева, в которого стрелял Кравцов при молчаливом согласии муровского полковника. Следующим раскололся пришедший в себя Кравцов. Этому не впервой спасать свою шкуру, закладывая своих. В Лефортовском изоляторе сумели разговорить и Казначея. Следственная группа была сразу из трех ведомств – Генпрокуратуры, МВД и ФСБ. Через некоторое время дал показания и Филипп Семенович. Весьма признательные. Анечку немного пожурили за утерю табельного оружия, но потом объявили благодарность за содействие в задержании преступников на месте преступления. Меня взял под свое крыло Василий Иванович Луговицын и вновь назначенный начальник специального разведуправления ВДВ, оказавшийся старинным приятелем Луговицына. Две с половиной недели назад в Россию вернулись Никаноров и все остальные офицеры, участвовавшие в африканских событиях. С ними было все нормально, только Серега Млынский попал в госпиталь. То ли подхватил какую-то африканскую заразу, то ли сказались давние ранения. И еще Владик Дятлов попросил командование перевести его в другое подразделение. Влада никто не осудил, после случившегося он имел на это право…

Я уже собирался обнять Аню за плечи, как вдруг у меня на поясе затрезвонил мобильник.

– Здравствуй, Валентин, – услышал я голос Василия Ивановича. – Жду тебя у себя в офисе. За час успеешь?

– За полтора, не меньше, – прикинув расстояние, ответил я. – А что так срочно?

– Приедешь – поймешь!

До офиса я добирался почти три часа. Сказались неизбежные московские пробки. В кабинете Луговицына меня ждали сам Василий Иванович, Никаноров и Григорий Степанович Нефедов.

– Что такое стряслось? – с самого порога поинтересовался я.

– Нужна твоя помощь, – не слишком весело произнес Василий Иванович. – Дали-таки менты маху.

– Капитан Зубкова в отпуске, – ответил я. – Какая ж без нее у ментов работа?

– Где она, кстати? С тобой за городом? – уточнил Степаныч.

– Да, – кивнул я.

– Немедленно вышлем за ней машину. С охраной, – провел ладонью по воздуху черту Луговицын.

– Да что случилось-то? – стал терять я терпение.

Бывшие комитетчики хмуро переглянулись, затем Никаноров произнес всего одну фамилию:

– Кравцов.

– Бежал?! – не веря своим ушам, чуть ли не вскричал я.

– Да, – кивнул Степаныч. – Быстро зверюга оклемался, всего месяц прошел.

– Каким образом?

– Кравцов оклемался, покаялся, раскололся. Повезли его на следственный эксперимент. Только вместо натасканных собровцев взялись его конвоировать простые опера. И один из них, ныне покойный, додумался пристегнуть этого зверя к своей руке наручниками. А у опера в кобуре был «макаров». Кравцов обезоружил опера, открыл огонь по остальным. В итоге трое убиты, четверо ранены. В числе убитых старший следователь прокуратуры. А Кравцов отстегнул наручники (ключи у погибшего опера в куртке лежали) и был таков. Где вот он сейчас? – закончил свой рассказ Никаноров риторическим вопросом.

– Давно это случилось? – уточнил я.