Предатели

– Опять согласен. Но давайте закажем поесть. А то я проголодался.

Мы сделали заказ, и когда официантка удалилась, Изобел затушила сигарету и сказала:

– Можно еще один вопрос?

– Бога ради.

– Если считать, что вы действительно секретный агент и работаете на США, то значит ли, что и Уинни делала то же самое?

– На это я ответить не могу, – сказал я. – Если она была секретным агентом, то согласитесь, что это входит в понятие “информация, не подлежащая разглашению”.

– Но вы же сказали, кто вы такой. Разве это не разглашение?

– Вы добыли это признание, застав меня врасплох с револьвером в руке. Мне пришлось дать вам объяснение во избежание ненужной огласки. В таких ситуациях нам позволяется говорить правду. Слава Богу, наша фирма не делает из секретности фетиш. Но это вовсе не значит, что я обязан раскрывать вам свое задание для удовлетворения вашего девического любопытства.

– Это не совсем девическое любопытство, – возразила Изобел довольно резким тоном. – Просто, если она тоже была агентом, и вы работали вместе, и она погибла при исполнении служебных обязанностей, то, может быть…

– Что может быть?

– Может быть, вы не были по-настоящему женаты. Может быть, вы только делали вид. Может быть, это была, как у вас там говорят, “легенда”. А в таком случае…

Неглупая женщина! Я улыбнулся ей и продолжил:

– В таком случае вы с Кеннетом можете спать спокойно. Ни замужества Уиннифред, ни наследства для овдовевшего супруга. Ай, как жаль, я уже почувствовал себя богатым человеком.

Изобел отозвалась без тени улыбки:

– К несчастью для нас, все не так просто. Были вы женаты или нет, существует завещание, согласно которому она вправе оставить свои деньги любому человеку по ее усмотрению, и он вовсе не обязан быть ее мужем.

Это уводило меня достаточно далеко в сторону от того, зачем я прибыл на Гавайи, хотя, конечно, я не мог прямо сказать ей об этом. Показать равнодушие было бы неразумно. Это означало бы, что меня занимают проблемы поважнее, чем полмиллиона долларов.

– Минуточку! – воскликнул я. – Итак, о чем же речь? Насколько я понимаю из письма адвокатов и вашего рассказа, старик Филипп Гран Марнер завещал свое состояние детям – Кеннету и Уиннифред. Правильно?

– Правильно. А Уиннифред оставила свою долю вам, о чем известила адвокатов письмом за неделю до своей гибели. Разве вам об этом ничего не известно?

Мне вспомнилась девочка с серебристыми волосами, которая мало говорила о себе, и когда я ответил, голос мой звучал немного отстранение:

– Я ничего об этом не знал. Я даже не знал, что у нее есть деньги. Она мне не говорила.

– Что еще вам теперь остается сказать!

Я посмотрел на нее, вздохнул и натянуто улыбнулся.

– Еще бы. Я прирожденный лгун. Не верьте ни единому моему слову.

– Уберите это сентиментальное выражение с вашего лица, – мрачно сказала Изобел. – Может, Уинни любила вас, а может, нет. Но она оставила вам свои деньги не из-за вашего мужского обаяния. Она сделала это назло мне и чтобы защитить своего старшего брата, которого боготворила.

– Защитить? – переспросил я. – Лишив его части денег? Ничего себе защита!

– Да, потому что она знала, что у него денег нет, и надеялась, что я брошу его, если он не сможет обеспечивать мне приличное существование. Она была уверена, что мой уход – просто счастье для Кеннета. Она ненавидела меня и твердо верила, что я жернов на его шее и без меня он сможет самоосуществиться. – Изобел пожала плечами. – Что ж, это ее точка зрения. Мы с ней расходились во взглядах на то, что нужно Кеннету. Я взяла верх. Тогда она уехала и нашла работу в какой-то правительственной организации. Она не говорила нам, что это за работа, мы знали только, что ей приходится много путешествовать. Но я теперь все понимаю. В том числе и то, что вы не были по-настоящему женаты.

Официантка дала мне небольшую передышку, когда принесла нашу еду. Затем я спросил:

– Какая разница, в каких отношениях мы состояли, если имеется завещание?

– Завещания порой опротестовывают, мой милый. Как называется эта рыба?

– Махимахи. Что-то местное. Ну как, нравится?

– Фантастика! Господи, да тут же миндаль в соусе. В общем, если мы сочтем необходимым опротестовать завещание Уинни под предлогом того, что оно было составлено под чьим-то нажимом или она была нездорова, то гораздо проще представить дело так, что вы были не мужем и женой, а случайными любовниками. – Она холодно посмотрела на меня и продолжила: – Ну, а кроме того, вы вполне можете быть не тем, кем представляетесь, а стало быть, не исключена возможность, что вы просто убили ее… Вот это я и должна была выяснить, когда сюда приехала.

– А что теперь?

Она медленно улыбнулась.

– Теперь мне придется найти другой подход, милый Мэтт. Потому что, откровенно говоря, познакомившись и поговорив с вами, я не очень верю в то, что вы ее убили. И я также не очень верю в то, что ее завещание можно опротестовать. У меня остается последнее средство. Уповать на ваше милосердие, дорогой кузен, и надеяться, что вы проявите щедрость по отношению ко мне. Точнее, по отношению к нам с Кеннетом.

Возникла небольшая пауза.