Предатели Гора (ЛП)

— Да, это точно, — грустно усмехнулась рабыня, — а также для того, чтобы ввести нас в курс дела относительно того, какими путями вам нравится, иметь нас.

Поцеловав Публию на последок, я оставил её, отправившись досыпать в одиночестве.

23. Рабыня Клодия

Рабыня лежала передо мной на животе, вытянувшись на бухте каната, прижимаясь лицом к верёвкам, в кормовой части «Таис». Шея девушки была прикована цепью к кольцу, вбитому в палубу.

— Это Вы? — спросила она.

— Да, — ответил я.

— Я боюсь Вас, — сказала Клодия.

Конечно, как рабыня она имела право на этот страх передо мной, а в действительности и перед любым мужчиной.

— Ты хочешь попросить о милосердии? — осведомился я.

— А разве мои просьбы что-то значат? — спросила женщина с горечью в голосе. — Я — рабыня. Неужели мужчины не будут делать со мной того, что им хочется, в ответ на мои просьбы?

— Они сделают с тобой всё, что им понравится, — признал я, — но если мужчины всё же прислушаются к твоим просьбам, то только потому, что это совпадает с их желаниями, потому что им нравиться делать с тобой то, о чём Ты умоляешь.

— Тогда чего бы это мне ни стоило, — простонала она. — Я умоляю о милосердии!

— Вопрос лишь в том, будет ли оно тебе оказано, — заметил я. — А как Ты думаешь?

— Я не знаю, Господин, — прошептала Клодия.

— А будет это так, как решат твои владельцы, — объяснил ей я.

— Да, Господин, — всхлипнула она.

— Ты когда-то была Леди Клодией из Форпоста Ара, — произнёс я.

— Да, Господин, — вздохнула женщина.

— Кто Ты теперь? — строго спросил я.

— Клодия! — ответила она, — рабыня.

Она прекрасно смотрелась, лёжа на животе, на скойланых швартовных канатах и прижимаясь к ним лицом.

— Приподними себя, Клодия, рабыня, — приказал я.

— Ой! — пискнула невольница, дёрнулась, но сразу поняла, что беспомощно удерживается в моих руках, и даже пошевелиться не может, не доставив мне при этом большого удовольствия.

— Что-то не так? — полюбопытствовал я.

— Я боюсь, что уступлю вам, — прошептала она.

— И что же в этом плохого? — удивлённым голосом поинтересовался я.

— Но так делают бесстыдные рабыни! — всхлипнула Клодия.

— Вот и делай это, бесстыдная рабыня, — приказал я, и она не имея больше никакого иного выбора, сначала рыдая от стыда, а затем задыхаясь от восторга и облегчения отдалась мне.

Временами, даже я едва мог удержать её маленькое тело, столь благодарное, и столь дикое, столь страстное, забившееся в своих внезапных, радостных и беспомощных конвульсиях.

Потом, лёжа на животе и рыдая, она всем телом прижалась к шершавым канатам, как будто пытаясь зарыться в них и спрятаться. Лёжа одной щекой на этой грубой импровизированной подстилке, Клодия периодически беспомощно вздрагивала от бивших её рыданий, неспособная понять своих собственных реакций, стыдясь своего поведения.

Присев рядом, я осторожно положил руку на её голову.

— Так вот как использую рабыню! — задыхаясь, проговорила она.

— Иногда, — сказал я.

— Конечно, ни одну свободную женщину никогда не использовали бы в такой манере! — всхлипнула Клодия.

— Во всяком случае, не часто, — заметил я.

Вообще-то, я знал, что свободных женщин иногда тоже могут использовать подобным образом, например, чтобы оскорбить их или подготовить к ошейнику. Разумеется, мужчина, который использовал их этим способом, впоследствии мог бы стать их владельцем.

— Кстати, не решила ли Ты присвоить себе права, скромность или наименьшие из привилегий свободной женщины?

— Нет, Господин! — вскрикнула невольница.

— Далее, не собираешься ли Ты, — продолжил я допрос, — потребовать для себя хотя бы минимальные из сексуальных привычек или действия свободных женщин, независимо от того, чем они могли бы быть?

— Нет, Господин! — поспешила заверить меня она.

Признаться, её ответ развеселил меня. Естественно, и свободные женщины, и рабыни, и те и другие, будучи женщинами, существами любопытными по своей природе, очень интересуются сексуальными действиями друг друга. Это естественно и понятно. Безусловно, в данном контексте, я подразумеваю тех невольниц, что родились от племенных рабынь и выросли в рабстве, не зная иной жизни вообще. Те рабыни, которые прежде были свободными, обычно имеют очень хорошее представление того, насколько узка, уныла, ограничена и посредственна сексуальная жизнь свободной женщины. В действительности возникает некий парадокс, поскольку свободным женщинам свойственно сначала нетерпеливо расспрашивать о поведении, ожидаемом от рабынь, и даже предписанных им, а в следующий момент, приходить в ужас, и скандалить по поводу услышанного.

— Такие понятия больше не имеют никакого отношения к тебе, не так ли?

— Нет, Господин! — признала Клодия.

— И Ты — мелкая лгунья, я прав? — поинтересовался я.

— Простите меня, Господин! — всхлипнула рабыня.