Предатели Гора

Признаться, меня немного раздражало то, как она говорила. Могло сложиться впечатление, как будто она еще не была рабыней, безоговорочно и категорически абсолютной рабыней. Она даже осмелилась не обратиться к мужчине — «Господин». Похоже, она подозревала, или надеялась, ведь пока еще ничего такого не произошло, чтобы противоречить этому подозрению или надежде, что они люди вокруг не знают, что она уже была рабыней, что она только вчера произнесла самонеобратимые слова самопорабощения на верхней площадке над воротами цитадели. Конечно, откуда ей было знать, что я тоже нахожусь на борту этой галеры.

— Снимите с нее мешок, — велел Каллидор.

Встав позади нее, так, чтобы рабыня не могла меня видеть, я сдернул ткань и сразу отступил назад. Девушка вскрикнула и отчаянно заморгала. Потом, протерев слезы и приспособившись к свету, она осмотрелась вокруг себя, и испуганно поняла, сколько и каких мужчин собралось вокруг нее стоящей на коленях.

— Это что, поведение, типичное для женщин Форпоста Ара? — улыбнулся Каллидор, взглянув на Амилиана.

— Скажем так, это — поведение, типичное для женщин, — усмехнулся в ответ Амилиан.

— Командующий, — растерянно произнесла девушка.

— Ты на борту «Таис», военного корабля Порт-Коса, — просветил ее Амилиан. — Тебе была оказана честь разговора с его капитаном, моим другом и в прежние времена бывшим моим товарищем по оружию — Каллидором.

— Порт-Кос! — воскликнула она.

— Именно, — кивнул Амилиан.

— Так вот откуда этот акцент, — прошептала Публия.

— Разумеется, — усмехнулся командующий.

— А ведь и верно, — сказал кто-то из мужчин, — лицо у нее весьма привлекательное.

Девушка покраснела.

— Я ничего не понимаю, — пробормотала она. — Что здесь происходит?

— Вчера десять кораблей Порт-Коса и пятнадцать других, вошли в гавань Форпоста Ара, незадолго до того, что, по-видимому, стало бы последней атакой косианцев на пирсы. Эти двадцать пять кораблей нейтрализовали силы Коса готовые к штурму, и эвакуировали людей с причалов.

— Значит, мы среди друзей, — осознала девушка.

— По крайней мере, большинство из нас, — усмехнулся Амилиан.

— Тогда, почему я в цепях? — спросила она.

— В рабских цепях, — поправил ее Каллидор.

— Почему я в рабских цепях? — переспросила бывшая Леди Публия.

— А разве Ты не догадываешься? — осведомился командующий.

Девушка замолчала, вероятно, лихорадочно размышляя о том, насколько сидящий перед ней мужчина, мог быть осведомлен.

— Мой командующий может видеть, — наконец, заговорила она, — что, единственный ошейник, который я ношу, является частью этих цепей, и что я не заклеймена.

Я стоял позади нее, скрестив руки на груди. Должно быть, мое лицо в этот момент помрачнело. Понятно, что я рассердился. Хотя она не утверждала прямо, что была свободна, однако, всем было понятно, что она надеялась быть принятой за таковую.

— Возможно, — продолжила нахалка, — мои цепи могли бы быть сняты, и мне можно дать подходящую одежду, ту, что носят свободные женщины, чтобы я смогла занять место среди своих свободных сестер.

Признаться, я даже восхитился тем, как она изящно сформулировала фразу. Она не сказала «мое место», что могло бы предположить, что она имела право на него, но просто «место», не уточняя своих притязаний, так сказать.

— Считай, что Ты на суде, — сообщил ей Амилиан.

Бывшая Леди Публия ошеломленно уставилась на него.

— Или, — продолжил он, — если Ты — рабыня, мы готовы тебя выслушать.

— Я не понимаю, — пролепетала девушка.

— Уверен, понимаешь, — усмехнулся командующий.

— Но, каковы обвинения? — спросила она.

— Обвинений, если Ты — свободная женщина, несколько. Во-первых, намерение обмануть относительно своей касты. Во-вторых, пренебрежение традиционным укрывательством и скромностью, выраженное в хождении босиком и с открытыми икрами, создававшее преимущества для тебя и опасные условия для остальных свободных гражданок города в случае его взятия врагом. И в-третьих, отсутствие патриотизма, о чем свидетельствует отказ остричь волосы и поставить своим соотечественникам необходимый для обороны материал.

— Но Командующий, Вы же видите, — запротестовала бывшая Леди Публия, — поднимая руки к голове, и проводя ими по оставшимся волосам, — мои волосы были подстрижены, и так же коротко, как и остальных!

— Насколько я знаю, твои волосы состриг только вчера в камере сбежавший заключенный и, к тому же против твоего желания.

— Но, Вы же не верите этому, командующий? — осторожно осведомилась она.

— Предательница Леди Клодия, и бесспорная свободная женщина, находится в нашей власти, — предупредил Амилиан. — Мне надо вызвать ее, чтобы получить свидетельство того, при каких обстоятельства и когда именно Ты лишилась своих волос?

— Нет, командующий, — вздохнула девушка.

— То есть Ты не оспариваешь того, в чем я тебя только что обвинил? — уточнил он.

— Нет, Командующий, — сказала она, разочарованно опустив голову.