Вывод один — торговец мог предупредить Мара, что грядёт зачистка. Что в Тер-Кареле такого-то числа будет Комитет, а ему надо вывезти Санду да Кун до этого срока и любой ценой доставить её заказчикам. Интересно, за какой Тенью им надо было изымать меня так незаметно и бережно..? Ведь что стоило да Райхха организовать налёт на Тер-Карел?! Год назад они не церемонились, похищая меня из-под носа у контрразведки, так с чего же теперь..?! Или, подумала я с неясным злым удовлетворением, то, что устроил да Лигарра в «Белой Башне», всё-таки, на самом деле, послужило Фернаду да Райхха хорошим уроком? Как ни странно? Похоже, да Райхха от устроенного Каруном мочилова потеряли куда больше, чем я думала… И теперь они опасались. Неважно, кто такая Санда — жертва или сотрудник — но на её лбу штамп Комитета, а Комитет очень не любит таких посягательств. Она — наша, вот так. Если фактический глава Десятки не знал моего нынешнего статуса по отношению к КСН (или не смог его выяснить), то закономерно, что нынешнее изъятие надо было обставить максимально нежно. Сама ушла и пропала.
Более того, не один только Мар мог искать меня по Миру.
Если Кинай нечаянно услышал разговор Мара с «торговцем», он вполне мог кинуться домой и по дороге… проглотить язык в сомнениях. С одной стороны, он не смел предать любимого Мара, с другой — он знал, что Мар под давлением совершает нечто плохое по отношению ко мне. Эта дилемма сварила мозги Киная вкрутую. Кроме того, ведь он понимал, что оказаться в Тер-Кареле во время зачистки — дело конченное, итак его жестокие тревоги и плохой аппетит становились легко объяснимы… Но он так и не решился предать хозяина, и только в последние минуты перед смертью прохрипел свои «он не виноват, его заставили»…
Как быть с Шаонком и его обещаниями? О чём они с Маром говорили в кладовке особняка в Ругорре? Мог ли Мар уже тогда сообразить, что жизнь и защиту для себя можно купить у другой Семьи Десятки в обмен на «кое-кого ценного, нужного господину Фернаду». Вряд ли Мар сливал бы информацию о моей важности проходимцу навроде Шаонка Йорни, но он мог намекнуть или хитро сплести что-то вроде полуправды. Ведь я была ему «дороже жизни». Вот именно. Ко мне подступила тошнота. Дороже жизни, только Шаонк неверно истолковал его слова. Да и я тоже.
Гадко быть в таком положении! Боги! Точно в дерьме по уши — тем более, что в дерьме от собственных низких умственных способностей, от собственной слепоты!
Когда Шаонк потащил меня в поле, Мар чуть с ума не сошел от столкновения моральных и практических проблем… но я тогда ничего не поняла и не заметила.
Мой выстрел опять спутал все планы, но Мар согласился ехать в Город едва ли не над трупом Шаонка — это была новая (и относительно простая) возможность всё-таки выполнить задание. Вообще кто знает — у него мог быть лимит по времени. И всё это время — Боги свидетели — он действительно был растерян и угнетён. Ведь неудача следовала за неудачей, а он уже лишился друга (Киная) и мог потерять того человека, кем его шантажировали.
Пока я шастала по паркам, наблюдая за Валлером и компанией, он тоже покинул Хупанорро и слил информацию, что я в Городе. Но планы Мара едва не пошли прахом, когда оказалось, что нам надо немедленно бежать — вот почему он был так напуган и дезориентирован! И лишь потом он смог выполнить задачу.
Притом, мелькнуло у меня, Мар всё это время не мог определиться, не переходит ли он в моём лице дорогу Комитету. Он выдумал себе такую возможность (на самом деле, реальную), пока мы ехали по Бмхати, а я не разубедила его. Он колебался, правильно ли он поступает, не гнётся ли он под слабого, на которого есть управа. Не зря же да Луна выпытывал моё мнение о том, кто из сильнее — КСН или Десятка. Но это, может быть, на время спасло мне жизнь.
Могло ли всё это быть так?
На самом деле, ведь я не знала. Хотя все это было подозрительно логичным. Наверное, подумала я отстранённо, будь моя фамилия да Лигарра, я бы распутала эту кашу ещё в самом начале. Но я всего лишь да Кун, и то поддельная. Трудно подозревать близких в гадостях, если у тебя нет навыка к таким вещам. Если тебя ещё ни разу не обманывали столь жестоко, цинично и очевидно.
Я шла и шла, не разбирая дороги, а потом нашла какую-то скамью и упала на неё. Стояла ночь, светили фонари. Шуршала листва в кронах. Где-то пилила одинокая городская цикада. Я сидела на скамейке в странном оцепенении, и меня немножко морозило — ночи в Месяце Раздумий бывали холодными, а я почти не находила в себе сил включать обогрев. Куда мне..? Что мне делать?
Я погибла. Наверное, у меня действительно не было выхода — мне надо уходить в Горы. Пусть прокрутят в стиральной машинке, пусть накажут — но я хотя бы выживу. Может быть, выживу. Если то, что я натворила год назад, не потянет на смертную казнь. Горько. Невыносимо обидно. Ты хотела, как лучше. Ты следовала своим убеждением. Ты попыталась, Санда да Кун. Ты попыталась изменить Мир. Ты не смогла.