Её «веселью» есть предел, но его ещё нужно достигнуть. И всё же ничто не могло утолить потребности её души в той мере, в какой сейчас делает лишь простой портрет. Императрица Гёкуэн с таким наслаждением почему-то победно смеётся и не может отвести взгляда от нарисованных синих глаз. Женщина должна признать, у наследного принца истинный талант изображать людей, да и не только их, живыми. Может быть, поэтому ей так ненавистен этот пергамент? Потому что перед ней всего лишь изображение, манящее в иллюзию?
— Что с тобой, Арба? — из тени показалась тень старого друга. Он не мог понять её радости, потому что, как казалось самой Арбе, не видел портрета, а значит, не знал о возвращении «матушки» Вирсавии!
— Иснан, даже твое кислое лицо не испортит мне настроения! — Арба всё не могла утихомириться, она заставила пергамент повернуться к волшебнику, но желаемой реакции не получила. Мужчина только подошёл поближе, и императрица смогла разглядеть его скудный на эмоции взор, направленный на «Вирсавию».
— Ты только сейчас узнала? — съязвил он. — А ведь почти семнадцать лет прошло с того момента, — якобы расстроившись, волшебник лениво перевел взгляд на Арбу. Всем свои видом он дал понять, что изображение молодой матери ему куда интереснее, чем эмоционально нестабильная волшебница, притом бывшая маги.
— Тц, — Арба махнула на него рукой и заставила творение Хакую исчезнуть, ибо нечего умничать. — Ещё скажи, что ты умудрился её найти! — от злости выкрикнула императрица, взмахивая руки, готовая сотрясти воздух. Иснан не боялся её, но отвечать было геморрно. Хотя Арба могла не изменить привычкам, как делала это последние столетия.
— Уже как два года прошло с нашей встречи, но я не знаю, где Она, — признался волшебник, внимательно наблюдая за реакцией Арбы.
— Ты. Не. Знаешь. Где. Вирсавия, — каждое слова она произнесла отдельно, словно смаковала каждое как заморскую сладость. Женщина дико улыбнулась и начала аплодировать. — Иснан, ты не представляешь, как гениально поступил!!! — Арба продолжала улыбаться со всем данным ей очарованием.
— Должно быть, Ваше Величество ударилась головой? — изогнув одну бровь, обеспокоился волшебник Аль-Сармен и отошёл на шаг назад.
— Брось, — нахмурилась императрица и вздохнула. — Иллах увидит, что наследие её сына недостойно существования и пойдёт нам навстречу, а дальше всё пойдет по плану, — объяснила императрица, с издевкой дотрагиваясь до каждого пальца на правой ладони.
— Я так не думаю, — почти шёпотом протянул Иснан и наградил императрицу усталым взором.
— Я знаю, Иснан, знаю, — она отвернулась от него, чтобы друг не увидел сожаления на её лице. — Мы столько людей водим за нос, а оказалось, что все усилия были лишними…
— Потому что Иллах сам к нам вернулся, — мужчина продолжил за неё, подошёл и остановился рядом. А перед ними ограждающая тьма. — Теперь как-то нужно избавляться от бесполезных кукол и склонить Вирсавию на нашу сторону, — на это Арба только кивнула.
Не подумайте неправильно, она сильно дорожила и Иснаном, и Фалан, но вот делить с ними самого Создателя ей не сильно хотелось. И императрица осознавала, что нельзя от них так просто избавиться. Сама же потом пожалеет. Но вот мотивы подруги серьёзно отличались от её и Иснана желаний. Эта дама хотела уничтожить мир, а может даже больше. И как бы печально ни было, но маги Альма-Торан действительно задумывалась о возможном конце Фалан. Но так и быть, Арба понаблюдает за ней ещё немного.
— Синдбад, ты изменился, — такому заявлению Синдбад даже удивился, даже обрадовался тому, что не может сейчас посмотреть Вирсавии в глаза. Ведь если он это сделает, то точно признает женскую правоту. Кому как ни её знать, изменился он или остался прежним. — Син, — девушка обняла его в ответ, — меняйся только в лучшую сторону, — потребовала она. Сейчас она не могла посмотреть ему в глаза, которые на мгновение наполнились горечью, отрицанием и прежними чувствами, с которыми он начал свой путь. Не поздно ли Вирсавия попросила об этом?
— Ты изменилась не меньше моего и в лучшую сторону! — парень сильнее обнял её. — Но до сих пор, куда бы ни ступала твоя нога, весной руки пахнут землей и водой, летом — цветами, ягодами и фруктами, осенью — нитками, потому что долго вышиваешь, а зимой — мой самый любимый аромат, древесина, сгорающая в камине. Ты не даешь мне забыть о доме, ты не даешь забыть мне жизнь в Тисоновой деревне. У меня нет никого дороже тебя, поэтому не оставляй меня, чтобы я ни натворил, — эти слова согрели душу, они были наполнены благодарностью и признанием. Вирсавия отбросила все свои сомнения, а по щеке скатилась одна слеза, другая, но девушка ни слова не проронила. Лишь сжала в кулаке одежду и волосы любимого человека.
— Синдбад, покоритель семи морей и мой повелитель, я… — синеокая красавица из деревушки хотела принести клятву верности, как это делают преданные люди. Но глава «Синдрии» не позволил, отпрянув и приложив пальцы к её губам.