Предатели в русской истории. 1000 лет коварства, ренегатства, хитрости, дезертирства, клятвопреступлений и государственных измен…

13 декабря 1825 года, за две недели до намеченной даты выступления, Пестеля арестовали.

«Когда после ареста Пестеля в его полку началась серьезная финансовая проверка, переросшая в особое следственное разбирательство, выяснилось, что растраты командира составили около 60 тысяч рублей ассигнациями. Сумма, в 15 раз превосходящая годовое жалование полковника, командира пехотного полка.

В ходе этого следствия выяснилось также, что финансовые „операции“ полковника осуществлялись по большей части с ведома его дивизионного и бригадного командиров, получавших немалые суммы из полковой кассы», — отмечает Оксана Киянская.

Предполагаемый портрет П.И. Пестеля. 1824 г.

По мнению исследовательницы, Пестель, обладавший умом практического политика, раньше других осознал, что осуществление высоких идей тайных обществ невозможно без использования заведомо «грязных» средств. Что заговор не может существовать без финансовой поддержки, а революция не будет успешной без нейтрализации (в частности, путем подкупа) «высших» начальников, контролирующих значительные войсковые соединения.

«Ради счастья своей Родины Павел Пестель не только нарушил свое призвание и не только отдал жизнь. На алтарь Отечества он положил самое ценное, что было у русского дворянина той эпохи — собственную честь. Именно в этом и заключается главная трагедия его жизни и главный смысл его гражданского подвига», — уверена Оксана Киянская.

Дальнейшая карьера Майбороды складывалась вроде бы удачно: Николай I оказывал ему личное покровительство. Его перевели в лейб-гренадерский полк с сохранением звания (что, однако, означало, что его армейский чин повышался на два ранга) и даровали ему 1500 руб. В начале 1840-х годов император даже стал крестным отцом его дочерей Екатерины и Софьи, по поводу рождения каждой из них Аркадий Иванович награжден перстнем с бриллиантами…

Однако для воинского сообщества принцип «береги честь смолоду» — превыше всего, и доносчики не пользовались уважением. Слух о том, что Майборода выдал собственного же командира, быстро распространялся. Офицеры недолюбливали Майбороду, они понимали, что его успехи связаны не с его боевыми заслугами, а с его «услугой»… Майборода старался проявить себя: участвовал в Русско-персидской войне, в 1831 году, будучи уже подполковником, подавлял восстание в Польше, отличился при штурме Варшавы, в 1832-м бился против горцев в Северном Дагестане.

Правда, уже в следующем году он просил императора разрешить ему оставить действительную военную службу. К прошению он приложил медицинскую справку, согласно которой, он страдал «закрытым почечуем, сопровождаемым жестокими припадками, а именно: сильною болью в глазах, стеснением в груди и сильным трепетанием и биением сердца и постоянной болью в чреслах и пояснице».

Медицинский департамент Военного министерства в диагнозе засомневался и признал, что здоровье подполковника «нельзя признать совершенно расстроенным». Поэтому вместо «отчисления» Майбороду просто отставили от службы с пенсионом в треть жалованья (300 руб. в год ассигнациями). Деньги весьма скромные, и через год он вернулся в строй. В 1841 году «за отличие по службе» даже стал полковником.

С июля 1841-го по октябрь 1842 года Майборода — командир Карабинерного полка князя Барклая-де-Толли, с октября 1842-го по январь 1844 года — пехотного Апшеронского полка. В 1845 году его отправили в отставку по причине «изобличения в серьезном преступлении». Каком именно, архивные документы умалчивают…

В том же году он покончил с собой. Как свидетельствует документ, «12-го апреля в пять часов по полудни, заперши за собой дверь кабинета, вонзил себе кинжал в левую часть груди… Из всего найденного заключаем, что смерть полковника Майбороды произошла от безусловно смертельной раны в грудь, нанесенной себе кинжалом в припадке меланхолии». Впрочем, ходили слухи о том, что Майбороду убили, он слишком много знал и был опасным свидетелем…

«Как сладостно отчизну ненавидеть…»

Как известно, между родиной и государством нередко не стоит знака равенства. Можно быть противником существующего в стране политического режима, но при этом оставаться патриотом своей родины… Философа Владимира Печерина обвиняли как раз в том, что свою нелюбовь к политическому режиму он переносил на отечество. Иначе как еще могли появиться его строки, датированные 1835 годом: «Как сладостно отчизну ненавидеть // И жадно ждать ее уничтожения! // И в разрушении отчизны видеть // Всемирную десницу возрождения!» Правда, как признавался сам Печерин, эти «безумные строки» он написал в «припадке байронизма», «не осуждайте меня!»…

Владимира Сергеевича Печерина называют и одним из первых российских диссидентов, и одним из первых невозвращенцев: в 1836 году он остался на Западе.