Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

Он говорит только о других людях, чтобы иметь впоследствии возможность оправдываться, что всего лишь предостерегал. Нет, он не вымогатель и не убийца. Он всегда лишь предупреждает об опасностях, исходящих от кого-то еще — людей, которые даже не догадываются, что их используют для отговорки.

С: Делать, что я скажу?

В: Типа, ты им говоришь — отвалите, я — Соня Холледер.

С: Ничего подобного. Я так не говорю.

В: Нет? А что же ты тогда скажешь?

С: Что скажу?

В: Да, как ты вообще себе все представляешь? Ведь если тебя шлепнут, мне придется что-то делать. С какого хрена я должен себе жизнь ломать из-за тебя с твоим Питером? За что мне такое счастье? Под статью попаду. Сяду, потому что вы с Питером так решили. Заставили меня подписать чего-то, сам не знаю чего. Правда, не знаю. Да и хрен бы с ним… Но не строй из себя крутую, типа «Пойду-ка я с ним поговорю», трепло ты.

С: Нет, я в смысле…

В: Не надо, потому что ничего ты не можешь.

С: Да нет, я…

В: Потому что ты не представляешь, что устроила. Просто все пока затихарились. А так всякое может случиться. Так что давай-давай, строй из себя крутую и дальше…

С: Я из себя крутую не строю. Но и не думаю, что они собираются мне вредить.

В: Знаешь, дружки они коровские или нет, без разницы. Ты устроила всем один сплошной гимор. Все понимают, что их кинули, и наезжают на меня — из-за тебя и дружка твоего Питера с вашим фильмом. Все ждали, когда его снимут, надеялись денежку получить. А ты теперь барыней ходишь…

С: Да не хожу я барыней…

Разговор продолжался на улице, и теперь Вим выговаривал Соне уже прилюдно. Она упомянула человека, который навлек на себя его гнев, одного из приятелей Черного Лена. По его словам, он этого человека уже приговорил.

С: Да он тебя действительно любит.

В: Знаешь, Сонь, из ста человек, которые говорят, что меня любят, реально-то ко мне относятся хорошо, может, только человека три.

А: Ну три — явный перебор.

В: Ладно, пусть один. И этот один тоже просто боится по-честному сказать, что меня не любит.

Самокритично, скажем прямо, и абсолютная правда. Самого себя Вим знал отлично. Он знал, когда стоит надавить, а когда ослабить давление, когда натянуть повод, а когда отпустить. Он никогда не срывался на людей просто так, он делал это только для достижения своих целей. Ведь уже потом, когда мы ушли от безжалостно обруганной Сони, в ответ на мое замечание о юридическом статусе прав на экранизацию он сказал:

— Ас, дело не в юридическом аспекте, с этим все совершенно нормально. Главное, люди понимают, что их поимели.

Он просто вымогал деньги, а печальный случай с убийством женщины в Амстелвене использовал для устрашения своей жертвы — Сони.

<p>Арест Вима на основе показаний Роса (2014)</p>

Мы с Соней ходили по торговому центру в Амстелвене, когда зазвонил мой телефон.

— Вим арестован на основе показаний Роса, — сказал голос в трубке.

Это новость подействовала столь оглушительно, что я не помню, ни кто именно мне позвонил, ни что еще было сказано. Я услышала только одно — «Вим арестован».

Наконец-то!

С момента моей последней встречи 27 ноября 2014 года новостей от Департамента юстиции не было, и я вновь утратила надежду, что его когда-нибудь арестуют.

Хорошо, а что дальше?

Будут ли они использовать наши показания, а самое главное, знает ли он уже, что мы свидетельствовали против него?

Мы очень нервничали и беспокоились, когда я позвонила Мишель с предложением встретиться 17 декабря, чтобы обсудить возможность использования наших показаний.

Нам пора принимать решение. Будем мы выступать со свидетельскими показаниями публично или нет? Если мы решимся на это, то возврата к прошлому уже не будет.

Теперь, когда все приобрело реальные очертания, я засомневалась. Могу ли я так поступить с ним, ведь перспективы выйти на свободу у него не будет. Он состарится и умрет в заключении. В одиночестве, без родных и друзей.

И я решила посоветоваться со своим психотерапевтом.

— Ты с ума сошла, — воскликнула она. — Зачем тебе это? Ты же окончательно испортишь себе жизнь! Погубишь все, ради чего ты так упорно трудилась. Не стоит этого делать, ты не сможешь с этим жить.

Эта последняя фраза запала мне в душу — не знаю, смогу ли я жить в мире с собой, если отправлю Вима сидеть пожизненно. В последний момент я отменила встречу. Я в сомнениях. Почти два года я ждала этого — и вот теперь не уверена.

Вечером я рассказала лучшему другу, очевидцу двух десятков лет моей жизни, о своем разговоре с психотерапевтом и о том, что в результате отменила встречу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза