Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

Я привыкла к стрессу и крайней степени напряжения. Мне не хватало привычного адреналина. Вим получил это сполна. Покинув семью, он обрел новый дом в преступном мире. Это было уютное гнездышко, где он мог воспроизводить знакомые ему вещи: напряженность, агрессию и насилие. Мир, взывавший к его инстинктам самосохранения и выживания.

У Сони тоже получалось жить по-старому. В своих отношениях с Кором она попала в ситуацию полного контроля. Ее жизнь вращалась вокруг мужа, и она была в его полном распоряжении круглые сутки. Герард устроил свою жизнь в присущей ему благоразумной манере — стал членом любящей семьи Дебби. Подобных потребностей я не ощущала, а преступная среда не подходила мне так же хорошо, как Виму. Единственное, что меня могло там ждать, — «карьера» проститутки или подружки гангстера. А женская доля, которую выбрала себе Соня, совершенно не привлекала меня после того, что довелось пережить дома.

Я не знала, что мне делать с собой. Я становилась агрессивной. Я взрывалась по пустякам. Когда я заперла в гардеробном шкафу в прихожей свою милую мамочку, мне стало понятно, что так дальше продолжаться не может. Я превращалась в собственного отца. Я только и делала, что обижала маму.

Мне было шестнадцать, и я убежала из дому. Попав в серьезные неприятности, я оказалась в центре психологической реабилитации, откуда меня отправили обратно домой. А в 1983 году я уехала в Израиль работать в кибуце — это был единственный способ отправиться куда-нибудь подальше от дома без копейки денег.

В Израиле мне было комфортно. Постоянная угроза войны предполагала, что нужно оставаться настороже, в жизни присутствовал элемент хорошо знакомой мне напряженности. Я работала и занималась баскетболом, но когда в конце лета выяснилось, что, не будучи еврейкой, я не могу участвовать в соревнованиях, я уехала, чтобы начать новый баскетбольный сезон дома.

С исчезновением отца из нашей жизни власть взял на себя Вим, который сразу же стал командовать. Мы вновь оказались «дома», и я в очередной раз занялась своим спасением от диктатуры. Разговор с криминальной полицией тридцать пять лет спустя стал печальным свидетельством того, что у меня это так и не получилось.

Никому в нашей семье не удалось избавиться от прошлого.

* * *

Я вернулась к дому на Ээрсте Эгелантиерсдварстраат и заглянула в окно, чтобы посмотреть, изменилось ли что-то с тех пор. Но все выглядело точно так же, как и раньше. Дверь открылась.

— Вы кого-то ищете? — дружелюбно спросил молодой человек. — Вы так внимательно все разглядываете.

— Ах, извините. Я просто осматриваюсь, мое детство прошло в этом доме.

— Как замечательно. Зайдете на минутку?

Зайти? Сама мысль заставила меня содрогнуться.

— Нет, спасибо. Очень любезно с вашей стороны, но мне пора. Пока! — торопливо ответила я. Ноги моей не будет в этом доме, в этой колыбели ужаса.

Я вернулась к машине. Прежде всего надо было заняться маминой проблемой. Я послала Виму эсэмэску: «Чайку попьем?» «Ок, через полчаса» — последовал ответ.

Мы не любили обсуждать места по телефону — это давало возможность отправить туда группу наружного наблюдения и отследить встречу. Поэтому мы использовали кодовые обозначения — например, «попить чайку» означало встретиться рядом с моим офисом в кофейне ресторана «Гуммбар».

Вим приехал на своем скутере. Он был одет во все черное, как обычно, а вид у него был сердитый и обиженный.

— Совсем сдурела! — начал он с места в карьер. — Собственного ребенка не хочет регистрировать! Охренеть! И что мне теперь делать?

— Вим, послушай меня. Успокойся. Нашей маме под восемьдесят. Если ты зарегистрируешься у нее, у нее могут опять начаться обыски или будут проблемы с жилищным кооперативом. Мама не выдержит стресса.

— Да ладно, а мне-то что делать? Эгоистка гребаная! Надо что-то придумывать, иначе…

— Да, мы что-нибудь придумаем.

Я постаралась успокоить его, и мы продолжили разговор. А потом нашелся адрес, который явно лучше подходил для регистрации, чем мамин. Когда Вим понял, что вопрос решается в его пользу, он, как обычно в таких случаях, мгновенно успокоился.

После встречи с Вимом я села в машину и сразу же набрала маме.

— Привет, мамуль.

— Здравствуй, дорогая.

— Все хорошо?

— Да.

— И у нас все в порядке. Собираешься перекусить?

— Прямо сейчас. Спасибо, милая.

— Пока, мамочка.

Это означало, что мамина проблема решена. Виму не нужно регистрироваться у нее. А я могла, наконец, приступать к своей работе.

<p>Кор и Соня (1977)</p>

Соня познакомилась с Кором у нас дома. Ей было шестнадцать, ему двадцать. Некоторое время они дружили, а потом у них начался роман. Отец не позволил бы этого, и они встречались тайком — либо у нас, когда Лысый был на работе, либо в других местах. Когда Соня забеременела, Кор порвал с другой своей подружкой, и они стали жить вместе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза